– Это и значит создавать новое, – потешалась одна из них, размахивая руками, – а не то, что творит ваш Гауди в соборе Саграда Фамилия. Вот бы его ребенок неделями сидел на черством хлебе да картошке: стал бы тогда ерепениться этот ненормальный?
Вечером Эмма ничего не сказала каменщику, встретила его ласково, окружила заботой, предложила суп с картошкой и луком на говяжьей кости, уже вываренной в другом супе, который Пура приготовила для своей семьи. Вкуса от нее мало, может, и никакого, но посмотришь, как она плавает в кастрюле, и душа радуется, убедила Эмму подруга, передавая ей кость. Завтра она все уладит с Матиасом. Извинится. А если Далмау придет на ярмарку цыплят, расскажет об Антонио, о ребенке, о том, как она счастлива с таким мужчиной.
Она явилась в дом торговца курами на рассвете, когда солнце с трудом пробивалось сквозь темную, густую пелену влажных испарений. Было очень холодно, дыхание Эммы тут же превращалось в облачка пара. Пальто уже не сходилось на животе и не могло защитить ее от немилосердной погоды; может быть, от него будет какой-то прок потом, когда солнце поднимется выше. Матиас впустил ее в дом, где была печка, жарко натопленная углем. Эмма долго не могла согреться.
– Прости меня, – повинилась она, даже еще не размотав шарф. – Извини. Я была не в себе. В моем положении…
Матиас слушал, не прерывая. Угостил кофе с молоком. Сам пил анисовку и понимающе кивал.
А Эмма рассыпалась в извинениях:
– Тот парень был моим женихом… И я не была готова с ним объясняться.
Стук в дверь заставил ее умолкнуть. Матиас встал и впустил толстую девицу, такую же замерзшую, как Эмма.
– Познакомься, это Росарио. – Старик взял вновь пришедшую за руку и ввел ее в комнату.
– Привет, – проговорила Эмма, предчувствуя неладное, и точно: девица подпрыгнула, истерически завизжала, когда старик ущипнул ее за ягодицу.
– Матиас! – бросила она с укором, изображая скромницу.
Эмма несколько мгновений колебалась. Она-то думала, что держит похоть старого хрыча под контролем; соблюдает дистанцию, хоть и разжигает желание, но вот, гляди-ка, является толстуха, которая позволяет трогать себя за задницу. Эмма глубоко вздохнула, выпрямилась. Она не позволит!.. Потом взглянула на свой живот, и омерзение пересилило страх потерять работу.
– Старый козел! – с яростью выкрикнула она на прощание и направилась к двери, расталкивая сладкую парочку.