несколько сентимо и избавиться от них.
– Эту, которую ты искал, Эмму…
– Тазиес, – помог ей Далмау, внезапно очнувшись.
– Ее самую.
– Маравильяс, – сказал он с укором, припомнив, сколько раз девчонка обманывала его, чтобы вытянуть деньги, – ты уже это говорила неоднократно, и…
– На этот раз точно! – перебила его нищенка, подходя ближе.
Внизу прошел поезд, и Далмау не расслышал, что говорила trinxeraire; перестук колес и лязг железа о железо отдавались от плотных откосных стен, и, словно из резонатора, доносились до моста, где они стояли, и до близлежащих зданий. И все-таки Далмау догадался, о чем идет речь, даже до того, как по указке Маравильяс слово взял Дельфин.
– Да, мы нашли ее, – подтвердил мальчик.
«Что еще он может сказать, если во всем слушается сестру?» – подумал Далмау. Но все же уступил: что он теряет, еще раз попробовав?
– Если вы опять ошиблись, – пробурчал он, не слишком многого от них ожидая, – клянусь, больше не получите от меня ни сентимо.
– А если не ошиблись? – приступила к нему Маравильяс.
– Я вам заплачу.
Тrinxeraire подавила улыбку, не хотела, чтобы Далмау догадался, как долго они водили его за нос. Вместо того кивнула с серьезным видом, будто и в самом деле боялась лишиться милостыни из-за новой ошибки. Но никакого риска не было просто потому, что Маравильяс изначально знала, где искать Эмму. В какой-то момент вроде бы ее потеряла, когда та исчезла из дома, где делила постель с Дорой, но бродяжка вышла на торговца курами, проследила за Эммой до Республиканского Братства, а потом до жилища каменщика. Время от времени, когда блуждания приводили их в те места, где можно было встретить Эмму, Маравильяс старалась разузнать свежие новости. В конце концов, какая разница, где ночевать: у богатых домов на Эшампле или в квартале, где жила Эмма с ее каменщиком? И там и там они с братом укрывались в каком-нибудь подъезде, пока среди ночи их не вышвыривал пинками либо жилец, либо другой бездомный, посильнее, который тоже позарился на это убежище. Она узнала, что Эмма потеряла работу у торговца курами, поскольку увидела рядом с ним другую девушку. Бродяжке было неизвестно, где Эмма теперь работает, и работает ли вообще, но она точно продолжала жить со своим каменщиком. «Почему это вдруг мы сейчас ему скажем?» – удивился Дельфин, когда сестра изложила ему свой план. «Разве ты не понял, что она беременная, уже и живот торчит?» – отвечала Маравильяс. Мальчик кивнул: да, понял. «Вот поэтому. Разве маэстро станет любить тетку, которая беременна от другого?» – «Что мы с этого получим?» – спросил брат, и