С того дня, как ее уволили из столовой из-за рисунков, где она была изображена голой, вся ее жизнь рухнула, покатилась под откос. Да, она любила Антонио и ребенка, еще не рожденного, но они бедствовали. Им не хватало на еду! Каменщик изнурял себя, чтобы она выносила младенца, которому родители не могли гарантировать будущее. Беременная, она не могла найти никакой работы. Некоторые проявляли милосердие: «Что ты умеешь, девочка?» – «Готовить еду, – могла бы она ответить, – торговать больными курами, украденными из карантина, и произносить революционные речи перед женщинами, призывая их отречься от религии, от Церкви, даже от собственных мужей, если будет надо». Беременная, без профессии: даже те, кто искренне хотел помочь, не решались нанимать ее. В конце концов Эмма явилась в Республиканское Братство и постучалась в дверь Хоакина Тручеро. Молодой политик продолжал благоденствовать под крылом Лерруса, несомненного лидера рабочих масс Каталонии.
– Чего ты хочешь? – спросил он вместо приветствия, сидя за письменным столом, лишь на секунду оторвав взгляд от бумаг и даже не предложив ей сесть.
Неприязненное отношение Тручеро к Эмме укоренялось по мере того, как увеличивался ее живот, и похотливый взгляд, каким он раньше ее окидывал, сменился вот этим: секунда рассеянного внимания и полное пренебрежение; вместо того чтобы выслушать, молодой лидер снова погрузился в партийные документы.
– Чего ты хочешь? – снова спросил он, поскольку Эмма молчала.
– Мне нужна работа, – ответила та, призвав на помощь всю свою выдержку.
– Половине Барселоны нужна работа. – Сказав это, Хоакин Тручеро поглядел Эмме в глаза, и та сразу же поняла, что никакого снисхождения не будет. – Но преобладающее большинство этой половины Барселоны составляют мужчины, которым нужно содержать семью, жен и детей. Женщин за жалкую мзду нанимают на фабрики, где используются машины, мужчин выставляют на улицу, а дети умирают от голода. Твой мужчина, сделав тебе ребенка, должен был бы и содержать тебя… Или он недостаточно мужчина для этого?
Эмма не нашлась что ответить. Решимость, с которой она вошла и выпалила первую фразу, рассеялась, и случилось то, чего она так боялась: полились слезы. Она, всю свою жизнь скупая на слезы, теперь начинала плакать перед самой банальной проблемой, самым незначительным затруднением. «Не переживай, – пыталась ее успокоить Эмилия в проходе между домами, – беременные все время плачут как дурочки; наверное, наша женская природа полнее всего проявляется в момент зачатия, и тогда же мы становимся неуклюжими, слабыми и глупыми. Как же после этого будет нас уважать эта банда сукиных сынов, ведь они только и умеют, что похваляться куском плоти, который твердеет редко и ненадолго?»