– Далмау! – воскликнула Хосефа, кидаясь к судейским. – Что с ним?
– Нам ничего не известно о вашем сыне, – прервал ее служащий и посторонился, впуская судебных исполнителей. – Говорите, его здесь нет? – При этих словах Хосефа замерла. Анастази, поняв, что пришли судейские, скромно отошел в сторонку. Ремеи продолжала готовить завтрак, поскольку мальчишки, ни на что не обращая внимания, настырно просили есть, а Эмма почувствовала, как мурашки бегут у нее по спине, что не предвещало ничего хорошего. – Где он?
– Кто – Далмау? – недоуменно переспросила Хосефа.
– Ну да, Далмау Сала.
– Я не знаю. Мне уже давно неизвестно, где обретается мой сын… если только он еще жив.
Чиновник и судебные исполнители обвели взглядом присутствующих и остановили его на Анастази.
– А вы кто такой? – спросил один из них.
– Жилец, – ответила за него Хосефа.
– Анастази Жове, – одновременно отозвался тот. – Показать удостоверение?
– Покажите, – велел ему чиновник. – Хорошо. Далмау Сала здесь не присутствует, а вы, по вашим словам, его мать… – Он сверился с бумагами, которые держал в руке. – Хосефа Порт, верно?
– Да.
Эмма подошла к Хосефе. Мурашки все еще бегали.
– Хорошо. Это и вас касается. Держите. – Чиновник протянул ей бумаги, Хосефа взяла их с опаской, словно могла обжечься. – Речь идет об иске, который предъявляет дон Мануэль Бельо вам двоим, Далмау Сала и Хосефе Порт, – разъяснил он. – Истец требует с вас сумму… – Судейский попытался подсчитать с ходу. – Точно не скажу, но около тысячи двухсот песет золотом плюс проценты.
– Что? – заголосила Хосефа.
– Это самое. Сеньор Бельо требует с вас тысячу двести песет.
– С нее, с матери? – вмешалась Эмма.
– Ну да. С нее тоже. – Теперь и чиновник просмотрел бумаги. – Сеньора, – заговорил он суровым тоном, – здесь сказано, что вы подписали договор, согласно которому сеньор Бельо дал вашему сыну взаймы тысячу пятьсот песет золотом, чтобы тот откупился от военной службы. Это так?
– Да, – признала Хосефа, – но…
– Никаких «но», – перебил ее чиновник. – Ежегодные выплаты в сто песет перестали поступать, и договор расторгнут. Конфискуем имущество.
– Куры мои, – выскочил вперед Анастази.
– У вас есть договор аренды?
– Нет. Я прямо ей плачу каждый месяц.
– Стало быть, все, что есть в этом доме, принадлежит съемщице, – остановил его чиновник, устало взмахнув рукой. – Можете оспорить это в суде. Начинайте, – велел он судебным исполнителям, которые пустили вперед приставов, ждавших на площадке.
Куры; две навахи, большая Анастази и маленькая Эммы; принадлежавшее ее отцу вечное перо с золотым колпачком; картины и рисунки Далмау в рамках; стеклянные фигурки; костюм и почти новые ботинки Анастази, которые он только что купил для своей работы и в которых щеголял не хуже какого-нибудь маркиза; набитый деньгами кошель, который нашли у него под матрасом: то, что он привез из деревни под Леридой, продав жалкий земельный участок, – семь потов с тебя сойдет, пока его обработаешь, а проку никакого – и то, что он заработал в Барселоне как наемный головорез, всего около четырехсот песет.