– Ты, должно быть, и есть пресловутый Далмау, мертвый морфинист, – начал он, усаживаясь напротив. – Я не ошибся?
– Нет, – прохрипел Далмау и закашлялся: ему все еще было трудно дышать. – Это я.
Жена амбала поспешно собирала со стола горох, чтобы муж в пылу ссоры не разбросал его; дети, грязные и сопливые, приникли к отцу; Хосефа встала за спиной сына, а Эмма, корчась от боли, укачивала Хулию, чтобы та перестала плакать.
– По твоей вине, – продолжал Анастази, тыча пальцем в Далмау, – я потерял много денег, больше четырехсот песет, все мои сбережения. Наваху, новый костюм, все, что у меня было. Круглым счетом на восемьсот песет.
– Почему по моей вине? – изумился Далмау. – Я-то тут при чем?
– Когда судейские пришли выносить из дома имущество за твои долги, забрали заодно и мое.
– По договору, который ты заключил с доном Мануэлем, когда тот тебя откупил от армии, – сочла нужным пояснить Хосефа, не зная, что Эмма опередила ее.
– Ясно, – кивнул Далмау.
– Ясно… И дальше что? – рявкнул Анастази. Удар, которого ожидала Ремеи, обрушился на стол с силой кувалды. Ей оставалось убрать всего несколько стручков гороха, которые и подскочили в воздух. Анастази пронзил Далмау взглядом. – Как ты мне все это вернешь?
– У меня ничего нет.
– Е-е-е-сть, – протянул амбал нараспев. – Конечно есть. У тебя есть мать и вот эта, – добавил он, указывая на Эмму. – Как-то ведь она с тобой связана.
– Но они ни в чем не виноваты.
– Клянусь тебе, они заплатят, если ты не решишь мои проблемы. Я очень быстро верну себе все, если пущу в оборот девчонку. Ты меня понял? Дело рискованное, но я не остановлюсь ни перед чем, если мне не вернут то, что мне принадлежит.
Эмма глядела на Анастази с ненавистью, нахмурив брови. Он не в первый раз грозился, что пустит ее по рукам, продаст какому-нибудь сутенеру. Так часто повторял это, что однажды, встретив в Братстве друзей Антонио, которые присутствовали на похоронах, Эмма поделилась с ними своей проблемой. Потом четверо каменщиков поджидали Анастази у дома на улице Бертрельянс. Беседа продлилась ровно столько, сколько потребовалось, чтобы амбал хорошо уяснил себе, какими печальными последствиями для него и его семьи чревато исчезновение Эммы или любое другое несчастье, какое может с ней приключиться. С того момента на последние два месяца в доме установилось шаткое равновесие, сопровождаемое невыносимым напряжением. Уйти Эмма не могла; собственно, ей и некуда было идти, но главное – как оставить Хосефу во власти бесноватого громилы, который отказывался съезжать; Хосефа же не собиралась покидать свой домашний очаг. Так и сказала: «Дочка, отсюда меня вынесут только ногами вперед». Все-таки Анастази продолжал свои угрозы, и Эмма предвидела, что этот человек способен на любое злодейство, пусть даже четверо каменщиков, у которых своих проблем невпроворот, и пытались запугать его у дверей дома.