Причин для неизбывной тревоги было более чем достаточно. Всюду царил хаос: никто ни о ком ничего не знал. Хосефа даже наняла адвоката, чтобы тот занялся судьбою Эммы, но власти по законам военного положения приостанавливали действие гражданских прав, и женщина только зря потратила деньги, накопленные ценой горьких лишений. Губернатор подпал под влияние барселонского Комитета социальной защиты, ассоциации радикально католической и консервативной, которая и присоветовала политику закрыть все светские учебные заведения в городе – и в самом деле было закрыто более ста пятидесяти, – а также все рабочие общества и политические атенеи, начиная с Народного дома Лерруса, косвенно подготавливавшие восстание против Церкви. А еще, поставив себе целью безжалостно уничтожать диссидентов, противников или просто личных врагов, члены Комитета указывали полиции, кого нужно задержать, – и Далмау был в их числе. Его имя продолжало появляться в газетах и переходило из уст в уста, не без стараний взбешенного Мануэля Бельо, который упорно и во всеуслышание добивался публичного позора и смертной казни для бывшего ученика.
Комитет социальной защиты приветствовал анонимные доносы, возвращаясь к практике инквизиции. «Укажи на врага!» – гласил его лозунг, и с этой подачи многие начали мстить соседям и знакомым за обиды, ничего общего не имевшие с мятежом Трагической недели.
С другой стороны, в тот же понедельник, 2 августа, когда все трудящиеся вернулись на свои рабочие места, военные власти, неукоснительно следуя приказу из Мадрида, устроили первый трибунал, и рабочий, бившийся на баррикадах, был приговорен к пожизненному заключению за вооруженный мятеж. Всего через пятнадцать дней другой молниеносный суд вынес первый расстрельный приговор, который был приведен в исполнение в замке Монжуик: несчастный поплатился жизнью за то, что для защиты своих прав взял в руки ружье. Военные суды выносили один за другим приговоры к пожизненному заключению, пожизненному изгнанию под страхом смерти или к расстрелу, и в этом им помогал особый представитель Верховного суда, тоже прибывший из столицы королевства.
Далмау ощущал свое бессилие. Похоже, никто бы никогда не узнал его; из-за коросты, покрывавшей расчесанные места, каждый видел, что перед ним заразный больной, к которому лучше не подходить. Вот чего он добился: расхаживал по Барселоне, объятой хаосом, занятой войсками и полицией, пользуясь свободой зачумленного, которого отталкивают с руганью и плевками, но, кроме матери, не мог ни к кому обратиться. Томас, рассказала она, вместе с адвокатом Фустером и многими учителями из светских школ были высланы на поселение подальше от Барселоны, в разные городки – Альканьис, Альсира, Теруэль, Ла-Пуэбла-дель-Ихар и им подобные, от которых не могли удаляться более чем на пять километров. От политических, общественных или городских организаций, где раньше заправляли республиканцы, не осталось и следа с тех пор, как места их собраний были закрыты.