Живописец душ (Фальконес де Сьерра) - страница 427

Сама, в одиночку.

Именно так она и чувствовала себя теперь. Засопела, подняла пистолет, прицелилась в ствол дерева, на расстоянии каких-то двух метров. Выстрелила. Промахнулась. Закрыла глаза и чуть не расплакалась. Она возглавляла отряд «молодых варваров», напомнила себе Эмма, чтобы не потерять присутствия духа. Дралась и тут и там с полицией и конной жандармерией, грозными всадниками с длинными саблями наголо; возглавляла рейды и атаки, рискуя жизнью. Но, несмотря ни на что, путь в Пекин начал казаться бесконечным с того момента, как Эмма разглядела первые хижины и направилась прямо к ним, с пистолетом, спрятанным под пальто, которое свисало с ее правой руки. Она выпрямилась и полной грудью вдохнула соленый запах моря, который здесь, вдали от города, ощущался сильнее. Вгляделась в горизонт, который в эту предвечернюю пору выцветал, понемногу теряя яркую средиземноморскую синеву; стала высматривать рыбацкие лодки, разглядела несколько. Какая-то из них и есть тюрьма Далмау. Ей необходимо увидеть его снова. Они оба совершили немало ошибок. Теперь она знает, что рисунки обнаженной натуры продала trinxeraire! Во всяком случае, так поняли они с Хосефой из ее слов: «Я унизила тебя и отняла у Далмау. Ты выиграла, возвращаю его тебе». Ее тело до сих пор содрогалось от омерзения при одной мысли об отношениях с мужчиной, но она поговорит с Далмау, все ему объяснит, расскажет, что иного выбора не было: отдаться, чтобы прокормить дочь. Он должен понять. И он, конечно, поймет! Далмау готов пожертвовать жизнью ради ее свободы! Ее охватила счастливая дрожь, она почувствовала такой прилив сил, что стало трудно дышать. Эмма остановилась на мгновение, подставила лицо бризу, чтобы обрести над собой контроль, и отвага вернулась вместе с надеждой на будущее с Далмау. Главное – освободить его, пусть даже потом он ее и отвергнет. Его держат в плену, выставляют на торги, будто какой-то товар, и все из-за нее, из-за того, что он пытался ее выручить.

Собаки встретили ее у первых хибар Пекина. Эмма не обращала на них внимания, но хозяева псов заметили нежданную гостью. Женщины высовывались в подобия окон, простые отверстия в прогнивших досках, едва занавешенные лоскутом. Двое мужчин вышли из своих халуп.

– Я ищу дона Рикардо, – выпалила Эмма.

Оба одновременно мотнули головой в сторону хижины побольше: ее венчала печная труба, из которой в чистое небо валил столб черного дыма. Далмау рассказывал об этой печке, когда они с Хосефой заставили его объяснить, откуда взялись тысяча триста песет, благодаря которым удалось избавиться от Анастази и избежать суда. Теперь Эмма припоминала детали того рассказа: подручные барыги, толстяк, вечно сидящий в кресле в окружении целого базара краденых вещей…