Эмоции: великолепная история человечества (Ферт-Годбехер) - страница 90

Так совпало, что Бог ужасен на вкус, только если вы грешник. К сожалению, никаких записей о том, какой была на вкус еда для таких горемык, не сохранилось. Однако на основании работы Платины можно предположить, что еда вызывала у нечестивых людей нездоровье.

Гуманисты считали вкус одним из способов познания, и под ним подразумевалось нечто большее, чем просто ощущения во рту. Благодаря вкусу вы могли дать оценку хорошему и плохому в искусстве, поэзии, прозе и даже поведении. Воспитание вкуса к прекрасному было неотъемлемой частью праведной жизни. Вкус стал олицетворением нового добродетельного желания. Со вкусом подобранные предметы роскоши и умение разглядеть истинную красоту внезапно превратились в силы добра. Гуманисты не дошли до того, чтобы признать владение или восхищение определенными предметами роскоши абсолютным моральным благом, однако определенно заложили основу для формирования такого убеждения. Чтобы понять, как произошел этот сдвиг, давайте переместимся на несколько веков вперед — в эпоху Просвещения.

Во времена, когда гуманисты размышляли о природе хорошего вкуса, предметы роскоши были, как правило, дороги и редки. Перец, шелк и фарфоровую посуду могли позволить себе только элиты. Однако к началу XVII века цены упали, а жалованья увеличились. Вырос также общий уровень образования и грамотности. Книги подешевели настолько, что стали доступны почти каждому[210]. Это не могло не расстраивать знать, которой нравилось думать, что их безделушки и блестящие побрякушки редки и эксклюзивны. Не нравилось им и то, что цены упали настолько, что европейские подделки принадлежащих им предметов роскоши могли покупать те, кто, на их взгляд, не был им ровней.

Высшее сословие, как и сейчас, любило отличаться от бедных. Один из философов начала XVII века, Бернард де Мандевиль, считал это желание благом, поскольку оно двигало торговлю и прогресс.

Он рассуждал так: предположим, богатая дама купит прекрасное платье последнего фасона, возможно даже сшитое из китайского шелка и украшенное золотой нитью из Африки. Кто-то чуть менее обеспеченный увидит это платье, восхитится и закажет у европейской портнихи подделку — возможно, из атласа с желтой тесьмой. Рост популярности фасона приведет к появлению все более и более дешевых версий, и вскоре все, кроме самых бедных женщин, станут выходить в свет в некоем пугающем подобии наряда богатой дамы. Вид бедных женщин, одетых в ее дорогое платье, вызовет у богатой дамы чувство, которое де Мандевиль называл одиозной гордостью. Одиозная гордость сама по себе полезна, так как она заставит даму подбирать новую одежду и побуждать модельеров придумывать новые фасоны. И так по кругу