— Сама узнаешь, Маи, — сказала Фуюдори, — ведь ты будешь тут работать в обед.
Рядом с беловолосой девушкой рассмеялись две женщины.
— Я не боюсь солдат, — неразборчиво сказала Шино.
Лицо Фуюдори побелело, почти став таким же, как ее волосы.
— Я не боюсь. Но нужно быть настороже, — я подумала о том, как ее волосы побелели. Нападение на деревню. — Разве всем нам не нужно?
— Разве всем нам не нужно? — кривлялась Маи. Шино фыркнула.
— Это горох? — спросила у меня Фуюдори, отвернувшись от пьяных девушек.
— Ох, нет.
Она вскинула брови.
— Нет, Рисуко-чан?
— Нет, нет, спасибо, Фуюдори-семпай, — капля пота стекла к моему рту. — Это соевые бобы.
— О, — улыбка Фуюдори осталась, но она смутилась, и мне, к удивлению, даже нравилось, что из-за меня ей неудобно.
Я забрала пустую миску с конца стола и вернула на кухню, чтобы наполнить кимчи.
Ужин длился, мы носили все больше сакэ, женщины леди Чийомэ, ее куноичи, стали дразнить солдат. Я видела, как так делают некоторые женщины в нашей деревне, солдаты отзывались грубыми шутками на это.
Но тут мужчины боялись отвечать. И чем тише становился отряд Масугу-сана, тем грубее вели себя женщины. Ужин закончился, и женщины уже говорили такие комментарии, за которые их побили бы солдаты Имагавы в нашей деревне. Но эти женщины пользовались тишиной.
Я начала вытирать стол мужчин и склонилась к Аимару.
— Как ты? — спросила я.
Он пожал плечами.
— Уже лучше. Я был голоден, но… О, ты ведь еще не ела, да?
Я тряхнула головой. Только разговоры скрывали шумом урчание в моем желудке от остальных почти весь ужин.
— Так сложно не мочь ни с кем поговорить, — сказал он. — Здесь жизнь не так и отличается от жизни в храме, но даже там были друзья, с которыми я мог порой поговорить.
Я улыбнулась.
— Это до поры, пока мы не станем посвященными.
— Как ты это сделаешь?
— Без понятия.
— Ну, — сказал он, улыбаясь в ответ, — надеюсь, это будет скоро.
Мы с Эми и Тоуми начали убирать оставшиеся пустые тарелки, зазвенел колокол. Шум утихал, как огонь под дождем.
Крупный из Братишек стоял перед храмом. Он закрыл двери и запечатал их полоской белой бумаги.
Миэко подняла палочки опоздавшего и вонзила их в миску с рисом.
И словно все здание задержало дыхание.
— Семь дней назад, — сказала леди Чийомэ едва слышно, — мы потеряли одну из нас. Одну из первых. Она сражалась храбро, сражалась хорошо, и все прошло, как она бы хотела.
Некоторые ворчали. Некоторые сдерживали слезы. Несколько — в том числе и Миэко — не смогли их сдержать. Солдатам было неловко, но и они мрачно молчали.
— Помните ее, — сказала Чийомэ-сама, и я была потрясена тону ее голоса. — Помните ее и почитайте красно-белую одежду, ведь она носила ее с достоинством.