Ее улыбка застыла на лице, она забрала вещи кончиками пальцев. Держа их на расстоянии вытянутой руки, она развесила одежду на другом загоне. Больше я эти вещи не видела.
Она выдала мне чистую одежду: синие штаны и тканевая куртка. Сзади был белый круг — мон леди Чийомэ.
Миэко отвела меня к огню, а там была большой котелок риса и тарелочка с кусочками рыбы.
— Мне нужно помочь леди собраться, — тихо сказала мне Миэко. Повернувшись к остальным, она сказала. — Мы уйдем, как только леди поест. Она хочет поскорее покинуть территорию Имагава. Будьте готовы уходить.
Мужчины кивнули. Аимару тряхнул головой, Эми смотрела. Тоуми фыркнула.
На этом Миэко развернулась и выскользнула из конюшни.
Аимару и Эми приступили к своему ужину. Тоуми устроилась у стены. Она смешивала рис с рыбой пальцами, но все время смотрела на меня, ее глаза блестели в свете пламени. Великан, которого леди Чийомэ назвала Братишкой, передал мне рис с рыбой в деревянной миску и пару грубых палочек. Я села на солому и приступила к еде.
Матушка не покормила нас утром, и я долго шла по холоду, а впереди маячил новый путь, так что я была голодной. Я начала палочками запихивать рис и тонкие ломтики рыбы в рот. Палочки могли быть грязными, но я не жаловалась.
Я проглотила еду, едва ощутив ее взгляд, но остальные уже начали собирать вещи.
Я не тревожилась, мне было нечего собираться. Я доела рис, ополоснула миску водой из ведра, остатками залили огонь.
— И как ужин нашей Мышке? — оскалилась Тоуми у стены.
— Не будь злюкой, Тоуми, — сказал Аимару. — Не из-за нее мы ждали здесь…
— Три дня! — рявкнула Тоуми. — Почему леди считает тебя такой ценной? Особенной? — ее лицо помрачнело.
Я чувствовала шум крови в ушах. Кончики пальцев покалывало. Еда и тепло вернули мне власть над телом и душой.
— Я не знаю! Не знаю, что она хочет от меня! Она выкупила меня у матери этим утром, — и все, даже мужчины, даже Тоуми, уставили на меня, раскрыв рты. — Я лазала по деревьям с сестрой, но тут меня увели, не дав ни с кем попрощаться!
— У тебя была мама, — сказала Эми. — И сестра.
Я уставилась на нее, уголки ее рта стали еще ниже, а вид — печальнее. Я пыталась говорить, но ее печаль была доведена до такой крайности, как было с моей сестрой, когда ломались ее соломенные куклы, когда она ударялась ногой или после того, как ушел отец. Я опешила.
Аимару нежно коснулся моей руки. Я поняла, что сжимала палочки, как кинжал. Он сказал ровным голосом:
— Не по твоей вине все остальные — сироты.
— Сироты? — ответила я.
Эми и Аимару мрачно кивнули. Аимару сказал: