У Казанцева не было доказательств, у него было лишь подозрение — действуют не отдельные группы, а некий конгломерат банд. И возглавляет его один человек.
Иногда следователю казалось, что он знает, кто этот человек…
Встреча с Астаниным, который, несмотря на страх за семью, активно взялся помогать Казанцеву, была назначена на одиннадцать.
Время еще было, и Казанцев принялся перечитывать документы, накопившиеся в деле «ассенизаторов», которое его группа вела совместно с ФСБ. Совместная работа продлится до тех пор, пока банда не будет взята, потом уголовное дело отдадут прокуратуре полностью — подобные преступления в компетенцию ФСБ не входят.
Казанцев пробегал глазами показания потерпевших — то бегло, то вчитываясь повнимательнее. Многое сходилось даже в деталях. Будто сговорившись, они описывали один и тот же подвал, в котором их держали, один и тот же сад с сортиром в дальнем углу, в котором жертвы прошли через унизительную и грязную, в буквальном смысле этого слова, пытку. Пытали же всех без исключения, даже тогда, когда большой необходимости в этом не было — спившиеся люди, наркоманы довольно быстро соглашались подписать договор, по которому квартира отходила в руки банды.
Поначалу неплохой зацепкой казались деревянные рамки, хранившиеся в подвале. Казанцев предположил, что владельцем дачи мог быть художник или фотограф. Его помощники, что называется, через мелкое сито пропустили всех художников и фотографов в городе и области, но ни один из них к подвалу не имел никакого отношения.
Казанцеву в зубах навязли эти улики: грохот поездов за садом, сортир, деревянные рамки…
Рядом, а не ухватишь.
В надежде услышать что-то, чего не услышал раньше, пропустил или не придал значения, он снова и снова опрашивал потерпевших, покупателей квартир, работников посреднических фирм, нотариусов, оформлявших сделки.
Пусто.
Новые владельцы квартир были далеки от криминального мира, проверка их показала, что сами они к аферам непричастны, квартиры приобрели через разные посреднические фирмы, тоже вполне солидные, которые, в свою очередь, перекупили их у частных лиц.
Дойдя до «частных лиц», ниточка обрывалась. Никого из них найти было невозможно. Они исчезали. Ни одна из фамилий, ни один из фотороботов, составленных по описанию нотариусов, не выводил на кого-либо, кто до того уже был знаком с органами и мог быть узнан.
В деле числилось почти два десятка трупов, продолжал расти список пострадавших, как оставшихся в живых, так и пропавших без вести, — и никаких следов, никаких серьезных зацепок.