— Труби в священный рог! — повелительно сказал он одному из тиллусонов, стоявшему недалеко от него с огромным турьим рогом в руках.
Гнусливый зловещий звук тотчас вырвался из раструба рога и прокатился по окрестности. И, словно стадо волков отзывается воем на вой старшего, со всех сторон литовского стана в ответ на призыв завыли, загудели рога тиллусонов, лингусонов, криве и княжеской челяди.
— Идите за преступницей, пусть она оденется в свои лучшие одежды! — снова приказал криве-кривейто, и несколько вайделоток, успевших прибыть за ночь к замку в сопровождении десятка высших жрецов, направились к келье, где была заключена княжна. Они застали её уже совсем одетою, в то платье, которое было брошено вместе с ней в тюрьму. Покорность судьбе и какая-то твёрдая решимость ясно отражались на её бледном, но всё ещё поразительно красивом лице. Женщины, вошедшие к ней в келью, не нашли ничего в её наряде, чтобы требовало исправления. Чудные волосы её были заплетены в две косы и спускались ниже пояса. Княжна молча встала, при виде вошедших и также безмолвно направилась к двери.
Едва она показалась из своей тюрьмы, как неистовый крик толпы прокатился по всей окрестности.
— На костёр вайделотку! На костёр! На костёр! — ревели сотни голосов.
Княжна с гордым презрением посмотрела на кричавших и твёрдо пошла вослед за своей свитой.
Не доходя нескольких шагов до входа на костёр, она остановилась: перед ней стоял криве-кривейто в своём фантастическом уборе. Он в одной руке держал священную кривулю, в другой 3 чёрную полупрозрачную вуаль.
— Ты согрешила против завета богов! — заговорил он твёрдо и громко, — ты нарушила священную клятву невинности, изменила вере отцов своих, ты повинна смерти!
— Закройте лицо её этим покрывалом, — продолжал жрец, накидывая на голову княжны чёрную вуаль. — Пусть никто больше не видит лица её…
— Прочь! — воскликнула тогда Скирмунда… Я чиста перед своею совестью и богами моей родины! Насилие и обман не могут ставиться мне в вину!
— На костёр! На костёр! — гремели кругом пьяные от пива и вина жмудины.
— Ты должна была лучше умереть, чем уступить злодею крыжаку! — в свою очередь отозвался Вингала, стоявший рядом.
— Я готова к смерти, но пусть не закрывают лица моего. Я хочу встретить смерть с открытым лицом!
— Пусть будет так, — решил Вингала. Он чувствовал, что чувство жалости к дочери помимо его воли закрадывается в его сердце. Но теперь остановить казнь он был не в силах. Власть криве-кривейто, покорного только одному великому князю Литвы, была выше его собственной. Кругом ревела от ярости и требовала казни громадная толпа пьяных язычников…