Безымянный подросток с окраины города (Бравцев) - страница 102

После трапезы Лиза помыла посуду. Она всё ещё улыбалась, когда стирала с тарелки жир от оладий. Через пару минут они с Андреем покинули кухню и зашли в Лизину комнату, стены которой были усеяны постерами с певицей Zivert. Сияй, подумал Андрей, взглянув на уже знакомый плакат. Сияй как чёртово солнце.

– Почему тебе нравится Zivert?

– Ну… – Лиза сцепила руки в замок, опустила взгляд вниз, потом расцепила ладони и подняла глаза. – Мне кажется, в её песнях есть какая-то магия. Я её чувствую. Ощущаю. Она поёт очень искренне, как будто… как будто о том, о чём я думаю, просто никак не могу сформулировать. Она словно разговаривает со мной и в каждой песне говорит: «Давай, поднимайся, иди дальше». Её песни заставляют жить! – Теперь Лизу было не остановить. Она говорила и говорила, слова лились из неё потоком, а глаза горели совсем как у ребёнка, погрузившегося в какой-то очень интересный рассказ.

Андрей медленно улыбнулся.

– Наверное, именно она так долго удерживала меня от суицида. Её песни. Юля всегда представляется мне как старшая сестра, к которой я в любое время могу прийти и пожаловаться. А она выслушает, да, выслушает! И скажет мне «танцуй»! И я начну танцевать! Понимаешь, Андрей?! Даже в самые темный часы она пытается вдохнуть в меня жизнь, разговаривает со мной как с сестрой, а потом обнимает словами, прижимает к своей музыке, и вот я уже не хочу умирать, во мне расцветает художник, он жаждет творить, я танцую, весь мир танцует, и я даже забываю про всё плохое, потому что его прогоняет голос Юли! Она поёт для меня, я пою вместе с ней, мы танцуем, сияем и…

Лиза продолжала и продолжала говорить, а Андрей лишь молча смотрел на неё, улыбаясь и не смея перебивать. Её голубые глаза теперь уже не горели, а пылали. Руки летали из стороны в сторону, Лиза с таким воодушевлением рассказывала о своей любимой певице, что не успевала сделать вдох, прежде чем слова выливались новым потоком. И это было… прекрасно. Да, прекрасно. Андрей не слышал ни одной песни этой Zivert, но уже всем сердцем был ей благодарен; благодарен её творчеству, потому что как минимум одну девушку оно наполняло жизнью и разводило такой огонь в голубых глазах, что, смотря на него, Андрей сам чувствовал некое тепло в груди. Zivert… Только за то, что она не давала одной девочке с окраины города умереть, её можно было любить.

– … разбито сердце, когда я сломлена, когда мне вообще ничего не хочется, я включаю одну из её песен, слушаю и… ну, знаешь… думаю, что не всё ещё потеряно, что я могу жить дальше и даже чему-то радоваться. Я… я никому об этом не говорила – только тебе, Андрей. – Она взглянула на него так, словно проболталась о чём-то ужасном и теперь жуть как стыдилась этого. Щёчки наполняла краска, и почему-то при взгляде на них, при взгляде на чуть поджатые губы (я сказала лишнее?) сердце Андрея пропустило несколько ударов…