Лиза чуть отпрянула, губы медленно разъединились. На Андрея посмотрели заплаканные, блестящие в искусственном свете голубые глаза.
– Не бросай меня, пожалуйста, – прошептала Лиза. Прошептала так, будто у неё еле хватило сил на это. – Я боюсь остаться одна. Мои мысли меня сгрызут. Они просто сожрут мою жизнь и заставят меня закончить начатое.
– Я не брошу тебя, – мягко проговорил Андрей. – Мы теперь, как пишется в книгах, связаны.
Лиза улыбнулась, вызвав у Андрея ещё более широкую улыбку, которую тут же закрыли поцелуем. Губы поймали друг друга и поплыли во влажном танце, растягивающем удовольствие, в котором неслышно разговаривали две души. Языки робко соприкоснулись и сразу вернулись обратно, словно испугавшись этого странного, такого незнакомого жеста.
Я не причиню ей боли. Ни капли.
Андрей провёл ладонями по спине Лизы, чувствуя ткань футболки, кожу под ней и поднимающуюся с низов груди нежность. Поднимающуюся до горла, откуда она плавно переходила в рот и передавалась через двигающиеся губы.
Андрей отпрянул и тихо сказал:
– Я не смогу заниматься сексом. У меня болит бедро.
Услышав это, Лиза грустно улыбнулась. Губы растянулись в улыбке, в которой не были ничего хорошего.
– И не надо. Я боюсь заниматься этим. Я боюсь секса.
***
– Тебе точно не нужно обработать рану?
Андрей покачал головой:
– Я же сказал, не надо. Сразу после драки меня осмотрел фельдшер, потом отвезли в больницу на рентген, как раз он и показал, что с костями полный порядок, у меня всего лишь ушиб.
– Ничего себе «всего лишь»!
– Ну, в драках это лучшее, что может произойти. Трещина хуже, а перелом – не дай бог открытый – ещё страшнее. Так что мне повезло. Похромаю чуть-чуть, буду мазать всякими мазями, через месяц уже бегать смогу.
Они сидели за столом на кухне и ели приготовленные Лизой картофельные оладьи, о существовании которых Андрей даже не знал. Они оказались настолько вкусными, что Андрей, съев лишь один кусок, приложил все усилия, что не наброситься на остальное. Увидев это, Лиза рассмеялась и сказала: «Ешь всё, я ж тебе приготовила», – после чего Андрей, немного помявшись, всё-таки напал на горячее.
– Ты очень вкусно готовишь, – сказал он, запихивая в себя очередной оладушек. – Я ни разу не пробовал такую вкуснятину.
Лиза ничего не сказала, но улыбнулась, и в этой улыбке была еле сдерживаемая радость – наконец-то кто оценил её труды! Она съела лишь один оладушек и всё остальное время сидела за столом, напротив Андрея, наблюдая, как он есть приготовленные ею – ею же! – оладьи. Будь Андрей другим, он бы засмущался (конечно, когда на тебя смотрит до безумия красивая девушка, пока ты жрёшь), но он проучился в Кадетском Корпусе шесть лет, а потому знал ценность поданной еды и не имел комплексы, связанные с приёмом пищи, – как, в прочем, любой, прошедший военную службу. Он поедал оладушки, облизывая пальцы и иногда причмокивая, а Лиза сидела и смотрела на него, сцепив ладони в замок и положив на них лицо, улыбаясь, тихо наслаждаясь тем, что Андрей с таким аппетитом уплетал её оладьи. Смотрела на него как на шедевр искусства, как на нечто прекрасное, хоть его губы и были измазаны жиром. Смотрела так, будто не видела ничего красивее – так люди смотря на завораживающие пейзажи, на закаты, окрашивающие золотом пшеничные поля, на прорезающие небо горы, а Лиза смотрела так на Андрея. Андрея, похвалившего её еду.