Резко вырисовывались белые монастырские стены, купола церквей. Фигуры женщины и красноармейцев в остроконечных шапках бросали причудливые тени на землю. Хорошо пахло смолой. Быстро плыла луна, то освещая землю зеленовато-синим прекрасным светом, скрашивая нищету, убожество, грязь окружающего, то прячась за тучи. Мы сели отдохнуть.
"А все-таки жизнь прекрасна", - подумала я.
- Сволочь гладкая! Я вам посижу! Мать вашу!..
Я и не заметила, как подошел надзиратель.
* * *
Я занималась в лагере просветительной работой, решила устроить школу для неграмотных уголовных. Комендант поощрил мое начинание, и даже отпустил в народный комиссариат просвещения в город за пособиями и волшебным фонарем для лекций.
Но первые мои шаги на пути к просвещению начались неудачей.
Надо было переписать всех неграмотных, и я сговорилась с комендантом, чтобы сделать это при вечерней поверке. Поверка происходила на дворе. Женщины выстраивались шеренгой, и помощник коменданта, или сам комендант, с надзирателем ходил по рядам с карандашом и списками в руках и выкликал заключенных.
- Степанова!
- Здесь!
- Ильвовская!
- Я.
Одна из женщин, увлекшись разговором с соседкой, ответила не сразу.
- В карцер!
- За что же это? Что ж я такое сделала?
- Молчать! В карцер!
- Не можете за это человека в карцер сажать. Что ж я такое сделала? Таких правов даже нет!
- Я те покажу права. Возьмите ее! - крикнул он надзирателю. - В Романовский!
Женщину схватили и поволокли, она изо всех сил отбивалась, визжа и ругаясь.
Поверка кончилась, разошлись, но через несколько минут на дворе послышались взволнованные голоса и две женщины ворвались в камеру.
- Александра Федоровна, скорей! Самсонова бьется!
Мы вскочили и со всех ног бросились за ними, вниз по лестнице, на кладбище, мимо памятников, могильных плит к Романовскому склепу.
Он был заперт большим висячим замком. В мрачных стенах не было ни малейшего просвета. Где-то, казалось, очень глубоко, глухо слышно было, как билось тело.
Стоило величайших усилий добиться от коменданта освобождения Самсоновой из карцера. Когда наконец отперли склеп и вынесли женщину из подвала, она была без сознания. Тело ее сокращалось в судорогах, пена застряла в углах рта, текла по подбородку, из горла вырывался хрип.
Я видела Самсонову на другой день вечером, когда она вместе с другими возвращалась с работы. Она шла с трудом, едва передвигая ноги.
- Как вы себя чувствуете, Самсонова? - спросила я.
Она подошла ко мне вплотную и просто, без слов, подняла оборчатую юбку. Я невольно отшатнулась. Нога выше колена страшно распухла и вся была покрыта ссадинами и иссиня-багровыми кровоподтеками.