Особенно тяжелое впечатление на меня всегда производила молоденькая девушка Надя. Тюрьма сломала ее, опустошив ее детскую душу, беспощадно бросив ее на путь разврата, преступления.
Я никогда не видала на этом лице улыбки, радости.
- Надя...
Она подымает большие черные глаза и смотрит испуганно, как побитая собака.
- Надя, опять? - спрашивает ее дочь губернатора.
Надя низко опускает голову и молчит. Я часто вижу, как она сидит на каменной плите, устремив глаза в одну точку.
- Вот поругайте ее, Александра Львовна, кокаин нюхает. Сахар продает, хлеб пайковый, зарабатывает что - все на кокаин тратит.
- Все равно...
- Как это все равно. Ты молодая, тебе жить надо, а ты губишь себя.
- Мне легче так, не думается.
Дочь губернатора наклоняется к ней и что-то шепчет. Резким движением девушка вдруг отстраняется от нее и вскакивает.
- Неправда, неправда все это! Если Бог существует, разве Он допустил бы!.. Ха, ха, ха! Сказали тоже, Бог... ха, ха, ха!
Надя истерически хохочет, черные глаза ее сверкают, на щеках выступают красные пятна.
- Надя, Надя, успокойся, пойдем к нам...
- К вам? К порядочным? К честным? А вы знаете, кто я? Знаете?
- Перестань, Надя!
- А, боитесь, чтобы я сказала, а я вот нарочно скажу: я, я...
- Замолчи, Надя! - властно крикнула дочь губернатора - Молчи, слышишь?! Пойдемте, ей лучше одной...
- А-а-а-а! Не хотите слушать. Не нравится. Святые тоже... ха, ха ха!
И долго в ушах звенел безумный, истерический хохот отравленной кокаином девушки, потрясая душу беспросветным ужасом.
Вечером дочь губернатора рассказала мне Надину историю. Она жила с семьей в пограничной полосе, в Западном крае. Почему-то она оказалась оторванной oт семьи, и, когда пробиралась домой, ее схватили красные и обвинили в шпионаже. Ей было шестнадцать лет, она училась в пятом классе гимназии.
Несколько дней ее держали под арестом в маленьком пограничном городке. Случайно она попалась на глаза коменданту. Он стал заговаривать с ней и наконец обещал ей свободу, если она исполнит его требования. Почувствовав скорее, чем поняв, правду, она отказалась. Он силой овладел ею и, обозлившись за сопротивление, снова бросил ее в тюрьму. Здесь ее поочередно насиловали надзиратели. Когда ее отправили по этапу в Москву, она была полупомешанная. По дороге она заболела, попала в больницу, где чуть не умерла.
С первых же дней я обратила внимание на низенькую, толстенькую, с крепкими румяными щечками девушку. На вид ей было лет пятнадцать, лицо ее сохранило какую-то детскую наивность, чистоту. В лагере ее называли Пончиком, и это название очень подходило к ней - она была похожа на сдобную румяную булочку