Я вежливо объяснила Кротовой, что поскольку она причинила смерть Коростелеву, следствию надо проверить, соответствует ли действительности ее версия, а потому я вынуждена ее заключить под стражу, но ненадолго, надеюсь, до того момента, как все встанет на свои места. Она заверила меня, что все понимает и готова идти в камеру, — ведь все-таки человека жизни лишила, хоть и изверга.
Я оформила документы на ее задержание. Санкция на арест у меня была — я ведь объявляла ее в розыск, но я не хотела пользоваться этим документом, чтобы не дать понять Кротовой, что ее роль нам ясна, — ведь в постановлении были перечислены все преступления, в которых обвинялась Кротова.
Пусть немного потешится.
Мать Кротовой мы отпустили до следующего дня, и она сняла номер в ближайшей гостинице.
Теперь я молила Бога, чтобы Коростелев скорее пришел в себя. Мне было о чем с ним поговорить. И мне хотелось, чтобы первое лицо, которое он, очнувшись, увидит над своей кроватью, было моим.
С утра следующего дня я заняла свой пост у койки Коростелева. Я взяла с собой неотписанные дела и потихоньку заполняла процессуальные документы, составляла описи, подшивала нетолстые томики и ждала.
Ждать мне пришлось ровно трое суток. Я не отходила от койки Коростелева даже ночью, на случай, если вдруг он придет в себя до наступления утра. Сестры, врачи и охрана ко мне привыкли и даже приносили поесть, но мне эта больничная еда в горло не лезла, я все время была в напряжении, чтобы не пропустить момент, когда с обвиняемым можно будет разговаривать.
Приходил Лешка и предлагал сменить меня, но я не могла отдать ему этот маленький, призрачный шанс на то, что у нас с Коростелевым будет контакт, я должна была этот шанс получить или упустить сама. Мы ведь с ним уже пытались установить контакт, и мне казалось, что это могло получиться, а Лешка для него — чужой.
Сидя у койки Коростелева, я думала о том, что часто во время следствия абстрагируешься от того, что совершил обвиняемый. Начинаешь общаться с ним, как с обычным человеком. А может ли считаться обычным тот, кто хладнокровно задумал и исполнил убийство, да не одно, а несколько, да не просто убийство, а лишил жизни ни в чем не повинную женщину и маленькую девочку?..
И все же мне казалось, что искра понимания между нами тогда, в убойном отделе, проскочила. Главное, чтобы он меня вспомнил.
За три дня сидения в палате я измучилась, наверное, почти так же, как самые тяжелые больные, прикованные к койке. И к концу третьих суток, не выдержав напряжения, задремала. И чуть не пропустила момент, ради которого все это задумывалось. Глаза закрылись сами собой, голова опустилась на грудь, и вдруг — меня словно что-то подтолкнуло. В палате по-прежнему стояла тишина, но мне было ужасно не по себе, как будто что-то мне мешало. Открыв глаза, я поняла, что: на меня в упор смотрел Коростелев, и его тяжелый взгляд было трудно вынести.