– Ну как? – Голос Боба выделился из общего шума, но я ничего не ответила, лишь подняла глаза. – Это вам. – Он протянул мне маленький пакетик в магазинной обертке. – Это диск Грига.
– У меня нет при себе денег. – Я еще не пришла в себя. – Только на карандаши. – Черт, я все же сказала про карандаши.
– Какие деньги? Это подарок. – Он снова протянул мне сверток.
Я не была уверена, надо ли брать, хотя, с другой стороны, пустяк, ерунда, подумаешь СД, копейки, я сама могу подарить ему десяток, да и спорить из-за такой мелочи было больше кокетством, и я взяла, не говоря ни слова.
– Ну вот, – сказал он, когда мы вышли, – будете слушать на досуге и вспоминать нашу встречу. – И я опять поморщилась, зря он это сказал, опять пошлость.
Я не думала о Бобе, правда не думала, даже ни разу не поставила подаренного им Грига, но так бывает, не видишь человека годами, а потом начинаешь постоянно натыкаться на него. Так и я натолкнулась на Боба в университете, он шел мне навстречу по коридору, и я, даже если бы и захотела, не смогла бы спрятаться от его влажного, теплого взгляда. Он спросил, что я делаю после занятий, и пригласил на ланч, но я отказалась, у меня не было времени, я работала над новым проектом.
– Да, – сказал он, – а что за проект?
– Фасад жилого здания в стиле барокко. Боб хмыкнул:
– Это интересно. Я давно ничего подобного не делал, хотя раньше я был не плох, – и, заметив, что я улыбнулась его хвастовству, добавил:
– Нет, правда.
– Верю, верю, – согласилась я, продолжая улыбаться.
– Знаете что, Жаклин, вы будете в чертежке? – Я кивнула. – Давайте я зайду к вам часика в четыре и чем-нибудь помогу.
Мне не нужна была ничья помощь, но всегда приятно с кем-нибудь болтать, когда рисуешь или чертишь.
– Пожалуйста, – сказала я безразлично.
Когда Боб пришел, как и обещал, ровно в четыре, я уже корпела над рисунком около часа. Конечно, я могла его уже закончить, но у меня не выходило. Вернее, все выглядело нормально и даже хорошо, симпатично, но как-то стандартно, как будто я срисовала типичное парижское здание. Я пыталась найти свою форму, что-то цепкое и живое, я сделала с десяток карандашных набросков и теперь разложила их перед собой, надеясь выделить в каждом из них лучшее, чтобы затем свести в единое целое.
Боб подошел и встал полуметре от меня, странно, как мало шума издавал этот большой человек. Глаза его были сощурены, от чего к вискам бежали пухлые морщинки, а из взгляда, я удивилась, незаметно испарилась скользкая влага.
– Хорошо, – одобрил он и снова, покачав головой, как бы соглашаясь с кем-то, повторил: