Том отвлекся от своих тайных тревог, потому что их вытеснила другая, более важная забота. Бекки Тэтчер перестала ходить в школу. Несколько дней Том боролся со своей гордостью, пробовал развеять по ветру свою тоску о Бекки и наконец не выдержал. Он начал околачиваться по вечерам близ ее дома, чувствуя себя очень несчастным. Она заболела. А что, если она умрет? Эта мысль доводила его до отчаяния. Он не интересовался больше ни войной, ни даже пиратами. Жизнь потеряла для него всякую прелесть, осталось одно сплошное уныние. Он забросил обруч с палкой; они не доставляли ему больше никакого удовольствия. Тетя Полли встревожилась. Она перепробовала на нем все лекарства. Она была из тех людей, которые увлекаются патентованными средствами и всякими новыми лекарствами и способами укрепления здоровья. В своих опытах она доходила до крайностей. Как только появлялось что-нибудь новенькое по этой части, она загоралась желанием испробовать это средство: не на себе, потому что она никогда не хворала, а на ком-нибудь из тех, кто был под рукой. Она подписывалась на все медицинские журналы и шарлатанские брошюрки френологов и дышать не могла без красноречивого невежества, которым они были напичканы. Как проветривать комнаты, как ложиться спать, как вставать, что есть и что пить, сколько гулять, какое расположение духа в себе поддерживать, какую одежду носить – весь этот вздор она принимала на веру, как евангельскую истину, не замечая, что медицинские журналы нынче опровергают все, что советовали вчера. Душа тети Полли была простая и ясная, как день, и потому она легко попадалась на удочку. Она собирала все шарлатанские журналы и патентованные средства и, выражаясь образно, со смертью в руках шествовала на бледном коне, и ад следовал за нею. Ей и в голову не приходило, что для страждущих соседей она не является ангелом-исцелителем, так сказать, воплощенным ханаанским бальзамом.
Водолечение тогда только еще входило в моду, и подавленное состояние Тома оказалось для тети Полли просто находкой. Каждое утро она поднимала его с зарей, выводила в дровяной сарай и выливала на него целый поток ледяной воды, потом растирала жестким, как напильник, полотенцем, потом закатывала в мокрую простыню, укладывала под одеяло и доводила до седьмого пота, так, что, по словам Тома, «душа вылезала через поры желтыми пятнышками».
Но, несмотря на все это, мальчик худел и бледнел и нисколько не становился веселее. Она прибавила еще горячие ванны, ножные ванны, души и обливания. Мальчик оставался унылым, как катафалк. Она начала помогать водолечению диетой из жидкой овсянки и нарывным пластырем. Измерив его емкость, словно это был кувшин, а не мальчик, она каждый день до отказа наливала его каким-нибудь шарлатанским пойлом.