— Вы уже второй раз упоминаете об этом. Конечно, он умеет плавать. Он один из лучших пловцов, которых я знал, и даже его хромая нога не мешает ему. Что вы хотите этим сказать?
— Я только хотел бы знать, — начал Тонгер, наслаждаясь тайной, которую знал и не хотел сообщить сразу, — я хотел бы знать, умели ли плавать дети главного комиссара…
Маршалт подозрительно и внимательно посмотрел на него.
— А если они не умели плавать, они не должны были садиться в лодку и выезжать в море, особенно летом, когда дуют такие сильные юго-восточные ветры.
Лэси повернулся к своему слуге и впился в него глазами:
— Довольно, — прикрикнул он. — Говорите яснее, на что вы намекаете? Дети главного комиссара? Вы говорите о детях лорда Джилбери?
Тонгер утвердительно кивнул:
— Полтора года тому назад дети Джилбери выехали на парусной лодке в залив, лодка перевернулась, и они утонули бы, если бы один из каторжников не бросился в воду и не спас их.
Лэси широко открыл рот.
— Это был Торрингтон? — быстро спросил он.
— Я думаю, что это был он. Имя не называлось, но все газеты сообщили, что каторжник, который спас детей, был хромым, а некоторые газеты даже упомянули о том, что предполагалось хлопотать о его освобождении.
Маршалт начал понимать.
— Полтора года тому назад, — медленно сказал он. — Скотина! Почему вы не сказали мне раньше?
— Что я мог вам сказать? — пробурчал оскорбленный Тонгер. — Имя не было упомянуто, и я не был уверен. Кроме того, надзиратель сообщил бы вам, если бы его освободили: вы же платите ему за это.
Маршалт не ответил.
— Если только, — задумчиво начал Тонгер, — если…
— Если что?..
— Если только надзиратель не вышел в отставку и не поселился в Маджестфонтейне. В этом случае он не мог знать всего происходящего в Брекуотере и продолжал бы посылать вам свои донесения, не желая терять верный, постоянный доход.
Маршалт вскочил на ноги и ударил кулаком по письменному столу.
— Да, это так! — проворчал он сквозь зубы. — Торрингтон освобожден! Я понимаю теперь, что произошло: там не хотели поднимать шума и, конечно, его адвокаты не оповестили о его освобождении.
Маршалт ходил по комнате, заложив руки за спину. Внезапно он остановился перед своим слугой.
— В последний раз вы обманываете меня, негодяй! Вы знали это!
— Я ничего не знал, — повторил обиженный Тонгер. — Я только предполагал и подозревал. Если бы его освободили, он приехал бы сюда, не так ли? Не надеетесь же вы, что Дэн Торрингтон оставит вас в покое, если он находится на свободе!
Эта мысль уже шевелилась в мозгу миллионера.
— Кроме того, не мое дело тревожить вас всякими страхами и слухами. Вы были мне хорошим другом, Лэси. Я даже готов признать, что иногда надоедаю вам, и что я вам многим обязан. Вы помогли мне в самое худшее время моей жизни, и я этого не забыл. Вы говорите, что я предал вас. Если бы я хотел предать вас, то нашлось бы много фактов здесь, — он постучал пальцем по лбу, — которые выдали бы вас с головой. Но я не такой. Я знаю все ваши достоинства и недостатки. И разве не сыграл со мной Торрингтон самую скверную шутку, которую мог сыграть лишь мой злейший враг? Не хотел ли он удрать с моей маленькой Эльзи в тот самый день, когда вы стреляли в него? Я не забыл этого. Вот посмотрите! — Он сунул руку в карман и достал поношенный бумажник, откуда вынул письмо, которое, очевидно, он читал так часто, что оно почти распадалось на части. — Когда я вспоминал Торрингтона, я всегда читал это письмо, первое, которое она прислала мне из Нью-Йорка. Слушайте: