…На розовом мраморе. Почему-то все тогда было мраморным, но не холодным, потому что за день солнце нагревало камни так сильно, что они не остывали до самого рассвета… И вот он сидел на розовом мраморе, серо-зеленый голенастый кузнечик, а я подползал к нему на четвереньках, и в правом кулаке у меня был сачок, а в левом — толстая шлифованная линза…
Рио!
К'Тамоль, оказывается, уже пару минут ехал рядом, и выражение его лица было профессионально врачебным — обеспокоенным и решительным одновременно.
— О чем беспокоиться, Рам? — пробормотал я в сторону. — Сломается ось — тогда будем думать…
— Рио, — он помялся. — А ты уверен, что тебе никто никаких видений не наводит, а?
Хостик мельком глянул на нас с высоких козел. Расслышал. Слух у Хосты — не в пример голосу, рысий слух.
Я усмехнулся:
— Уверен, Рам. Совершенно уверен.
Видения — излюбленный прием Шакалов. Но вот только кузнечик на розовом мраморе — моя личная забота, то, что приходит независимо от времени дня, независимо от сиюминутных занятий и, уж конечно, независимо от железной клетки.
— Ну, смотри, Рио… Я кивнул:
— Хорошо. Буду смотреть.
Крестьяне снабдили нас баклажкой молока от черной коровы — защищаться от Шакала. Еще утром, как только выехали, Рамоль пропихнул в глиняное горлышко какую-то свою приправу — и теперь мы с удовольствием выпили каждый по кружке игристого молочного кваса. Спасибо крестьянам — угостили не без пользы…
Глиняного Шакала невозможно убить мечом. Защищаться от него не имеет смысла; не будь я тем, кто я есть, — ни за что не принял бы заказ А вот тем бедолагам, которым придется поднимать клетку на верхушку колокольни, там расклепывать и Шакала вынимать, — не позавидуешь.
Проще сбросить его как есть. В клетке.
Только почему это должно меня волновать?
Оба моих спутника устроились на ночлег под открытым небом. Даже если пойдет дождь, никто из них не переберется под телегу. Спать под задницей у Глиняного Шакала — удовольствие маленькое. А если еще и доски просядут…
К'Тамоль с головой забрался под теплый плащ. Хостик остался дежурить, сидел нахохлившись, изредка подкармливая костерок сыроватым древесным мусором. Хостик может неделями не спать — когда я брал его на контракт, это достоинство приглянулось мне прежде всего.
В темноте бродили невидимые, но отлично слышимые лошади.
Я постелил себе в стороне от телеги. Лег на рогожу и по уши укутался одеялом; прямо перед носом благоухали в темноте «девушкины глазки». Отряд придорожные, семейство крестоцветные…
Ненужные мысли — как крысы — при необходимости пролезут и сквозь бутылочное горлышко. Я закрыл глаза.