Так что сегодняшнее предложение Зинаиды несло в себе двойную выгоду, ибо общая махинация повяжет их деловыми тайными узами. А там, глядишь, приволокут на экспертизу новый мешок...
Домой Людмила вернулась в прекрасном расположении духа. Тупо покачивающийся в кресле муж, сосредоточенно глазеющий в экран и то и дело щелкающий пультом, привычного раздражения у нее не вызвал - ну таким уродился, что поделать...
А утром следующего дня на машине приятеля Зинаиды она отправилась в нужный пункт обмена валюты.
Обмен произошел без проволочек. Увесистый мешок сомнительных российских купюр преобразовался в пять аккуратных пачек американской достопочтенной валюты, уместившихся в сумочке Людмилы.
А буквально через полчаса она положила эти пять пачек в служебный сейф - ровно пятьдесят тысяч долларов.
Курс в этот день повысился всего лишь на одну копейку, но впереди было еще минимум тридцать дней, и Людмила очень непатриотично и весьма горячо желала отечественным дензнакам самого что ни на есть катастрофического обесценения!
Крученый
Свой первый срок он получил в конце сороковых годов, юнцом, и хотя те, прошлые суд, пересылка и зона ныне помнились уже смутно, никогда не забывалось то опустошающее душу отчаяние, которое охватило его, когда он шел, уже привычно заложив руки за спину, к уготованной ему камере по пустому и гулкому, как тоннель, тюремному коридору, повинуясь отрывистым приказам контролера, корректирующим безрадостный подневольный маршрут.
Тогда казалось - все, кончена жизнь! Кончена непоправимо.
Тусклый коридор, выложенный щербатой плиткой в белесых хлорных разводах, словно тянулся в бесконечность, цокали за спиной подкованные сапоги сержанта, ведущего его в ад, вставали перед глазами улыбчиво-глумливые лица дружков-хулиганов, сподобивших его пуститься на это проклятое ограбление магазина, на котором они так бездарно попались...
И почему он пошел на поводу у этих придурков? Не хотел же, знал, что идет навстречу беде... Но возразить - не смог!
А нет бы продолжать тихо-мирно потрошить кошельки загулявших в вечернем городе хмельных шляп и пугливых дамочек... Сидели бы сейчас в пивной, радостно обсуждая перипетии своих улично-парковых похождений и отстраненно слушая рассказы бывалых ребят, уже оттрубивших свое за решеткой и рассуждавших о жизни в неволе с легкомысленным пренебрежением - мол, где наша не пропадала!
Щелкнул запираемый засов двери, и на него, робко замершего на пороге, уставились тускло и настороженно глаза обитателей тесного, вонючего помещения. И вдруг из сумрака, пропитанного прогорклым, едким запахом запахом тоски, злобы, страдания вперемешку с дешевым куревом, смрадцем параши и горечью чифиря, неизбывным запахом тюрьмы, - донеслось спокойно и миролюбиво: