Она забывает сказать еще одну вещь. Кража этих животных и вывоз за пределы Египта карается смертью. Hо есть вещи, что сильнее запретов - это и нужда, и жадность - и кто знает, может этот маленький рыжий котенок, что мяукает сейчас, задрав голову к яркому свету, был причиной смерти какого-нибудь бедняги, распятого умирать под пялящим солнцем.
- Дай-ка мне его!
Котенок перекочевывает из ладоней в ладони.
- Его надо напоить молоком, госпожа.
Слишком маленький, котенок неловко вертится на ее ладонях, явно желая, но боясь спрыгнуть на пол. Леена смеется:
- Передай своему господину, что он очень щедр.
- Он больше не господин мне. Меня он тоже дарит тебе в подарок.
Леена бросает на нее короткий взгляд, но сейчас она слишком увлечена совершено новой забавой, чтобы еще раз удивится щедрости Клисфена. Она спускает котенка на пол. Тот неловко и неуклюже делает первые шаги, озираясь вокруг, в незнакомом ему доме, в котором несколько дней спустя будет расхаживать как хозяин. Совсем еще неуклюжий, он очень скоро обретет ту величественность и ловкость движений, пристальность взгляда и обаяние, за которое этих животных почитают обладающими магической силой. Hо правда ли они приносят счастье?
Да полноте, люди! Отчего считаете вы счастье долговечным даром? Оно неуловимо и мгновенно, это не жалкое золото, его не запереть в сундуке, оно как вода протечет сквозь ваши бессильные пальцы, это состояние момента - но может за тот краткий миг, когда оно приходит к вам, наполняя ваши души сиянием и смехом, и стоит поблагодарить загадочную случайность, давшую вам жизнь.
- Это была эпоха, когда люди по настоящему начали узнавать, что такое деньги, - продолжает сатана. - Hе громоздкие золотые таланты или связки медных оболов, годами пылящиеся в подвалах, а маленькие, определенного веса кусочки штампованного металла, с легкостью переходящие из рук в руки. Этому новшеству, которое придумали оборотистые финикийцы, суждено было снова изменить мир. Hе в последний раз, впрочем. До этого власть в греческих городах принадлежала аристократам, которые числили свой род от богов и заседали в советах старейшин.
Hо когда начало расти влияние всяких выскочек, обогатившихся заморской торговлей купцов, кораблевладельцев, ростовщиков и хозяев больших мастерских, эти новые господа все чаще стали - и с полным на то основанием - подумывать о том, что они имеют не меньше прав на власть, чем родовитые, но безденежные аристократы, прозябающие в своих усадьбах в окружении челяди из ободранных рабов. Hо о власти легче подумать, чем ее захватить. Кроме спеси, на стороне аристократов были древние традиции, налаженные за многие поколения связи и впитанное с материнским молоком уважение простолюдинов. А обнаглевшие выскочки имели деньги, которыми, как выяснилось, можно купить и симпатии, и связи, и даже существенно подкорректировать традиции. Как и следовало ожидать, клокотавшие страсти не всегда удерживались в рамках, и тогда на городских улицах вспыхивали зарева пожаров, окрашивались кровью лезвия мечей, вожаки проигравших партий уходили в изгнание под покровом ночи, а их домочадцы, сбежавшись в храмы, торопились занять место у жертвенников, спасаясь от ярости победителей.