Мы со Светкой жилы с себя тянули, чтобы посылки ему таскать – одно, другое, третье… Потом в колонию его отправили. А тут завод наш встал. Зарплату не платят, живи как хошь… Вот однажды Светка мне и говорит, она как раз к Витальке в колонию съездила: мама, если дать хорошую взятку, Витальке срок скостят, сперва на химию переведут, а потом уж и вчистую отпустят, у него убийство-то непредумышленное было… А где ж денег-то на взятку добыть, спрашиваю? Она и говорит: квартиру давайте продадим, у меня уж и покупатель есть.
А где ж, говорю, сами-то жить будем? Вы к сестре в деревню езжайте, там и поживете пока. В деревне и без зарплаты с голоду не помрешь. А я у брата пока поживу. Не то без мужика в доме мы скоро ножки протянем. Теперь-то понимаю, что дурость это все была, моя дурость, да ее подлость… А еще Виталька из колонии пишет: «Выручайте, помру я тут…» Ну и согласилась я квартиру продать. Светка все на себя взяла, с покупателем договорилась, за справками носилась, я ей доверенность подписала. Короче, продала она квартиру – да с деньгами и смылась.
Виталька в колонии, я на улице… Поехала к сестре в деревню. Прожила у нее две недели, а она возьми и помри, язва у ней прободилась. А племяннички мои меня и выставили. Езжай, мол, откуда приехала. Денег на дорогу до Москвы дали, и все. Приехала я, дура старая, вышла на Комсомольскую площадь, а куда идти – один Бог знает. Решила все ж таки на завод свой податься, но там все глухо. Товарку свою бывшую, Татьяну, нашла, а у той у самой дела хуже некуда. Ночь я у ней переночевала, а утром она и говорит: одна тебе, Алюша, дорога.
В домработницы. Ребятенка чужого нянчить. При нем и жить будешь, и кормиться… А у меня, у дуры, такое мнение было – на чужих работать вроде как зазорно. Рабочая, видите ли, гордость. Но кушать-то хочется, на вокзале ночевать я уж стара, да и вообще, хоть все и плохо, а помирать неохота еще.
И вот иду я по улице, смотрю – скверик, села на лавочку, а на другой лавочке женщина, бледная, худая, замученная, но одетая хорошо, во всем заграничном, дорогом, ребятенка малого перепеленывает. И вот как Боженька мне что-то шепнул…
Я к этой женщине обратилась. Зачем, мол, ребенка на сквере пеленаешь? А она мне: оставить его не с кем, а пить-есть надо, продукты в Москве не так просто купить, вот и приходится с собой таскать.
А он уж все пеленки прописал. Я говорю: ты одна, что ли, живешь? Одна, отвечает. Ну я храбрости набралась и говорю: хочешь в няньки к тебе пойду, только за кров и пропитание? И рассказываю ей, что со мной приключилось. Она меня с улицы взяла, ребенка доверила, да еще и деньги платить стала, как облегчение вышло. Потом, как сменяла свою квартиру и мужнину вот на эту, комнату мне выделила, прописала… Вот с тех пор и нет у меня никого дороже. А сына моего в лагере убили… Вот такая история. Теперь понимаешь, почему я за Марк" с Мишкой глотку кому хошь перегрызу?