* * *
Попытаюсь восстановить, как относились мы в эти дни к общим политическими вопросам. Прежде всего отмечу, что в нашей информации о петроградских событиях все еще оставались большие пробелы. Так, я лично более или менее отчетливо уяс
нил себе картину Февральской революции, лишь читая воспоминания ее участников, появившиеся в печати в 1920--1921 гг. А в то время, к которому относится мой рассказ, многие пружины событий оставались мне совершенно непонятны, как непонятным оставалось появление на авансцене политической жизни многих персонажей, имена которых как-то странно не соответствовали моменту. Кн. Львов, Керенский, Милюков28 -- это было еще понятно. Но сахарозаводчик-балетоман Терещенко29 на посту революционного министра! Приходилось развести руками и признать, что издалека трудно судить о событиях.
Мы не противополагали себя Временному правительству, не стремились контролировать его шаги, не собирались толкать его влево. Но, искренне и лояльно поддерживая правительство, мы с первого дня тяготели к Петроградскому совету рабочих и солдатских депутатов и были убеждены, что наша политика совпадет с его политикой.
Борьбу "левых" и "правых" элементов внутри Петроградского совета мы представляли себе довольно смутно, и я затруднился бы определить, какие из этих элементов были нам ближе. Если "левые" выявили себя в принятом 14 марта воззвании "Ко всем народам"30, то мы были, по масштабу Петроградского совета, "левыми". Но если "левизна" уже в первых числах марта требовала подготовки к свержению Временного правительства и такой организации власти, которая бы в наибольшей степени облегчала ее последующее низложение и с самого начала делала ее призрачной и бессильной, если "левизна" определялась той теорией, которую много позже развил в своих "Записках о революции" Н. Суханов31, то мы были "правыми".
Как я отмечал уже, для социалистов, руководивших иркутским Комитетом общественных организаций, характерно было государственное настроение, но наше понимание "государственности" не имело ничего общего с тем содержанием, которое вскоре стали вкладывать в это понятие либеральные и реакционные круги.
Для нас, насколько я могу воскресить в памяти господствовавшие в нашем кругу настроения, не было противоположности между "государственным" и "революционным" подходом к тому или иному вопросу. Наоборот, обе точки зрения представлялись неотделимыми одна от другой. Утверждение, укрепление государственности при одновременном наполнении ее новым революционным содержанием -- в этом видели мы задачу демократии.