Гораздо хуже было то, что до сих пор никто не попытался его остановить ни выстрелом, ни окриком. Это могло означать только одно – его хотят взять неожиданно, резко, живым. А то, что душманский плен окажется страшнее смерти, у Аркана сомнений не вызывало. Следовало готовиться к самому худшему.
Осторожно приподняв голову, Аркан осмотрелся.
В принципе позиция, которую он сейчас занимал, была неплохой – спереди его заслонял большой камень, который вполне мог сойти за бруствер, а все пространство позади отлично просматривалось и простреливалось, поэтому он мог не бояться, что кто-то попытается приблизиться к нему с тыла. К тому же со своего места он мог хорошо видеть все, что делается в ущелье и на противоположном склоне.
Он мог ожидать теперь внезапного нападения "духов" только сверху. Это как раз было бы самым неприятным – попробуйте вести огонь снизу вверх, будучи не в состоянии рассмотреть противника за гребнем и следить за его перемещениями, для него в то же время находясь на виду.
Аркан чертыхнулся. Жаль, что он не заметил никого из пасущих его "духов".
"Дать наугад пару очередей, чтобы "духи" проявили себя, и принять бой в открытую?"
Он еще раз осмотрелся.
"Не-ет. А вдруг?.."
Это было, конечно, маловероятно, но вдруг моджахеды на сей раз пренебрегли в спешке или из-за чрезмерной уверенности в своих силах элементарными правилами безопасности и не выставили постов?
В таком случае его скорее всего до сих пор никто не засек.
Открыв огонь, он бы демаскировался, тут же вызвав на себя огонь тех "духов", которые были внизу.
"Кстати, как они там?"
На всякий случай вытащив из карманов и положив перед собой две гранаты, Аркан передернул затвор автомата и осторожно выглянул из своего укрытия.
Пограничник теперь устало сидел на камне, о чем-то рассказывая высокому чернобородому моджахеду, одетому во все черное. "Дух", очевидно, плохо понимал по-русски и часто поворачивался к молодому парню, – наверное, переводчику, который скромно стоял у него за спиной. Еще десяток моджахедов почтительно топтались в стороне, не мешая своему командиру беседовать с шурави.
Аркан, конечно, почти ничего не слышал из их разговора, но доносившиеся до него возгласы пограничника, в значительной части непечатные, а также его резкая жестикуляция показывали, что офицер то ли просит чего-то, то ли оправдывается в чем-то перед своим мрачным собеседником. Погранец часто прикладывал руки к груди, хлопал себя почему-то по карманам и вопросительно, с надеждой посматривал на переводчика, когда тот растолковывал ему смысл очередной короткой фразы, брошенной "черным".