Один из таких людей — огромный, грузный, сутулый, с жесткой черной щетиной на широком угловатом черепе и с синеватой от бритья южней челюстью, которой позавидовал бы и питекантроп, — сидел сейчас по правую руку от Паштета и что-то с увлечением рассказывал своим сиплым голосом. Компания реагировала на его рассказ взрывами грубого хохота и замечаниями, от которых стоявшего за стойкой бармена то и дело передергивало. Однако Вадик — так звали сутенера — рассказывал такие любопытные вещи, что бармен поневоле начал прислушиваться.
— Математика — царица наук, понял? — говорил Вадик. — Это он, прикинь, Балалайке моей втирает! Она, блин, лежит перед ним на койке в одних бусах, готовая к употреблению, даже разогревать не надо, а он ей про математику... И сам, заметь, тоже в натуральном виде, указка промеж ног болтается — профессор! Тебя, бакланит он ей, тоже можно со всех сторон обсчитать, график составить, формулу написать, умножить на Пи в квадрате, засунуть в компьютер, а компьютер подключить к заводу резиновых игрушек, и пойдет он, родимый, надувных Валек штамповать, и все до единой — вылитая ты!
Компания загоготала; кто-то заметил, что в последнее время в Москве развелось столько извращенцев, что впору открывать сезон охоты и отстреливать их, тварей, как волков, чтоб не портили генофонд нации.
— Да!! — азартно заорал радетель здоровья нации. — Откуда они только берутся — от сырости? Ведь житья от них не стало! Плюнь в собаку — попадешь в голубого...
— Ты чего, браток? — участливо спросил у радетеля Паштет. — Чего разволновался-то? Совсем они тебя достали, да?
Ответ радетеля потонул в новом взрыве хохота. Когда смех утих, стало слышно, как тот горячо доказывает:
— Так ведь и бабы нынче все больше друг с дружкой! Трахнуть же скоро станет некого, россияне!
Его попросили заткнуться и хором велели Вадику продолжать.
— Так чего продолжать-то? — Вадик пожал могучими покатыми плечами. — Мало, что ли, на Москве таких, пыльным мешком пришибленных? Я, базарит, заместитель Господа Бога! Повышение мне, говорит, вышло! Я типа открытие сделал: нашел такое число, что подставь его в любое уравнение — и сразу ответ сойдется!
Бармен вздрогнул, уронил бокал, и тот разлетелся по полу брызгами тонкого прозрачного стекла. Компания разом повернула головы на треск, но тут же потеряла к бармену всякий интерес. Тот присел за стойкой на корточки и стал медленно подбирать осколки, сквозь буханье крови в ушах прислушиваясь к разговору.
— Вот урод, — сказал кто-то. — Нет, твоя правда, братан, таких отстреливать надо. Просто чтоб не мучились, понял? Вот скажи, на хрена он, такой, на свете живет? Ведь мается же только! Все в него пальцем тычут, проходу не дают, а потом свезут его в Кащенко, а там ведь даже из нормального человека психа сделают! Я, когда от армии косил, две недели на обследовании лежал...