— А, — протянул кто-то, — то-то я гляжу...
Компания снова заржала. Когда смех понемногу утих, Вадик сказал:
— Я, братва, одного не понимаю. Ну, псих там, извращенец — это все понятно, это нам не впервой. Только это ведь еще не все. Понимаете, в самом конце, перед тем, как отрубиться, этот чудак включил компьютер, пощелкал там чего-то и выдал Балалайке курс зеленого на завтрашнее — в смысле, на сегодняшнее — утро.
— Фуфло, — сказал кто-то.
— Ну и что? — сказал другой голос.
— А то, братва, — сказал Вадик, — что курсы валют становятся известны только после торгов на бирже. Заранее их узнать нельзя.
— Блин, а ведь точно! Точно, нельзя!
— Ну и как, Вадимчик, совпал курс-то?
Этот вопрос был встречен дружным ржанием. Бармен осторожно выглянул из-под стойки и увидел на тяжелом лице Вадика самодовольную улыбку.
— Представь себе, — сказал Вадик, — совпал. Вот, можешь сравнить.
С этими словами он вынул из кармана и бросил на стол мятый клочок бумаги. Присутствующие, скрежеща ножками стульев, дружно подались вперед.
— Сегодняшний курс, — упавшим голосом сказал кто-то. — Это что за хреновина, а? Как это у него вышло?
— Да ну, — лениво и пренебрежительно откликнулся другой голос, — фуфло это все. Вы посмотрите на его рожу. Он же вас на пальцах разводит, а вы купились, как лохи.
— Кто разводит? — возмутился Вадик. — Я развожу?!
— Ну не ты, так Балалайка твоя тебя развела, — сказал тот же голос. — Типа пошутила. Ты же сам говоришь, что заранее курс узнать невозможно. Так как же он тогда его узнал, этот твой придурок?
— Вот я и думаю: как? — упавшим голосом сказал Вадик.
— Да никак, — ответил скептик. — Дура твоя Балалайка, и шутки у нее дурацкие. И ты дурак, что купился. Ты когда с ней говорил?
— После обеда, — нехотя признался Вадик.
— Ну, — сказал скептик. — А курс доллара стал известен утром. О чем мы, вообще, базарим?
— Да, — подал голос Паштет, — базар пора кончать. Работа стоит, пацаны.
Присутствующие задвигались, покидая насиженные места. Кто-то подозвал официантку, чтобы расплатиться, кто-то покровительственно похлопывал по спине угрюмо огрызающегося Вадика. Паштет по-прежнему сидел за столом, рассеянно орудуя зубочисткой, С ним прощались, он говорил: “Пока”, а то и просто поднимал в небрежном прощальном жесте широкую, как лопата, ладонь.
— Вадик, — сказал он вдруг, — притормози-ка. Пока, пацаны, счастливо. Сядь, разговор есть.
Вадик осторожно опустился на краешек стула. Лицо у него поскучнело, и весь он как-то уменьшился в размерах, сделавшись почти незаметным.
— Ты чего, Паштет? — трусливо спросил он, когда за последним из людей Паштета закрылась дверь. — Если насчет тех пяти косарей, так не беспокойся, я уже почти все собрал, отдам в срок, как договорились...