Мышляев был оживлен и весел. Леха, как умел, поддерживал разговор, про себя терзаясь дилеммой: попросить у Павла Сергеевича денег или нет? В конце концов он пришел к выводу, что просить не стоит – все равно не даст, да еще и передумает брать на работу. Кому нужен охранник с финансовыми проблемами, да еще такими серьезными? Того и гляди, сопрет что-нибудь на продажу…
Дорога оказалась длинной и, по мнению Лехи, беспредельно нудной. Разговор не клеился: слишком разными были собеседники, да и настроение у Лехи по вполне понятным причинам никак не поднималось.
Шутки Мышляева были ему по большей части непонятны, а когда он, поднатужившись, попробовал пошутить сам, Мышляев повернул к нему голову и долго разглядывал Леху с тупым изумлением, силясь вникнуть в смысл произнесенной им фразы. Потом он снова переключил свое внимание на дорогу, сделав вид, что ничего не слышал. На этом разговор окончательно увял, от чего Леха испытал кратковременное облегчение.
Когда машина, хрустя все еще державшимся в тени тонким, как папиросная бумага, ледком, вкатилась в заросший черным бурьяном двор, Леха самым неприличным образом разинул рот от удивления. Меньше всего он ожидал увидеть в этой забытой Богом дыре все эти фантастические механизмы и приспособления. Здоровенная металлическая тренога высотой с двенадцатиэтажный дом сама по себе могла повергнуть в немое изумление кого угодно, а тут еще эти тракторы и торчащий посреди двора глиссер, больше похожий на реактивный истребитель…
По двору, бесцельно трогая заиндевевшие железяки мозолистыми руками, слонялся какой-то жилистый тип в кожаной кепке и линялом офицерском бушлате поверх рабочего комбинезона. Вид у него был грустный и неприкаянный, и Лехе стало немного легче на душе: все-таки не он один в этот день не находил себе места. Впрочем, обладатель бушлата мог просто страдать от похмелья.
Мышляев поздоровался с этим персонажем вежливо и даже предупредительно, но Леха, который был искушен в тонкостях неформального этикета, легко различил в этом вежливом приветствии оттенок снисходительного пренебрежения, свойственный большим начальникам, когда они по тем или иным причинам вынуждены разыгрывать из себя демократов. Потом из прорезанной в железных воротах здоровенного, наполовину ушедшего в глинистый склон ангара низенькой калитки, согнувшись, вылез какой-то засаленный горбун и, прихрамывая, направился к Мышляеву.
– Явились, – сказал он, делая неопределенное движение рукой, которое при желании можно было расценить как приветственный взмах. – Это и есть твой охранник?