Потом пожилая женщина убрала в клеенчатую хозяйственную сумку обгрызенную половинку батона, встала и взяла за руку ребенка. Мальчик немного поупирался, но все-таки пошел, увлекаемый вперед неумолимой старухой, похожий сейчас на привязанную к корме яхты надувную резиновую шлюпку. Сделав несколько шагов, он обернулся и прицельно плюнул в ближайшего голубя, но, похоже, промазал.
И тут Анна вдруг вспомнила, на кого похожа старуха.
Со спины она здорово смахивала на Валерию Матвеевну, соседку Анны по подъезду. Валерии Матвеевне было уже за семьдесят, но она продолжала каждое лето выезжать на дачу, где самозабвенно предавалась любимому занятию – огородничеству. Естественно, узнав, что по соседству с ней проживает сотрудница ботанического сада, Валерия Матвеевна зачастила к Анне – то за советом, то за семенами, а то и за саженцами. Старуха была вполне приличная, интеллигентная, хотя и несколько вздорная, и отношения у них с Анной сложились вполне добрососедские.
Но не это было главное. Главное, что у Валерии Матвеевны была дочка, а дочка эта в свое время, как положено, вышла замуж, подарив ей сначала зятя, а затем и внуков. Так вот, зять Валерии Матвеевны, насколько было известно Анне, служил на Петровке и даже ходил там, кажется, в весьма высоком чине. Анна никогда не беспокоила соседку просьбами, и теперь, похоже, настало время проверить их отношения на прочность.
Конечно, обычно Петровка не занимается такой чепухой, как украденные яблони, но, может быть, как-нибудь неофициально… На Руси ведь испокон веков все делалось по протекции, так, может быть, это сработает и на сей раз?
Попытаться, во всяком случае, стоило. Как бы то ни было, Анна чувствовала, что не успокоится, пока не сделает все, от нее зависящее. А если у нее ничего не выйдет, то, по крайней мере, ее хоть немного утешит сознание того, что ее вины в этом нет.
В тесноватой, от пола до потолка заставленной полками, которые буквально ломились под тяжестью книг и множества антикварных безделушек, квартире Иллариона Забродова было основательно накурено. Дым слоями плавал под люстрой, и та светила сквозь него мутно, как солнце сквозь облака. , Прямо под люстрой, точно посередине комнаты, стоял выдвинутый сюда из угла стол. Стол был письменный, поскольку нормального обеденного стола Забродов у себя в доме не держал сроду, а беспорядочно пьянствовать на кухне, как это случалось обычно, гости наотрез отказались, сославшись на праздник. То обстоятельство, что хозяин квартиры Первое мая праздником не считал, ничуть не поколебало решимость гостей выпить, как они выразились, «по-человечески». Мещеряков заявил, что он, как полковник ГРУ, просто обязан по долгу службы считать все государственные праздники своими личными, персональными торжествами и отмечать их надлежащим образом и в соответствующей обстановке. Сорокин поддержал его, сообщив, что Московский уголовный розыск тоже относится к разряду силовых структур и является такой же неотъемлемой частью государства Российского, как и армия с ее разведкой. Следовательно, заявил он, если Родина велит праздновать, уголовный розыск дружно, как один человек, отвечает: «Есть!» Заранее настроившиеся на праздник полковники раздухарились настолько, что потребовали от Забродова быстренько организовать на закуску тазик салата «оливье» и большое блюдо холодца, который Сорокин называл «дрыгало». В ответ Забродов молча показал им кукиш, его обозвали бирюком и махнули на него рукой: черт с ним, с салатом, главное, чтобы выпивки хватило.