Металл еще хранил дневное тепло, и тараканы сбегались поближе к нему – погреться. Буфетчице даже показалось, что таракан пискнул. Локтем же она вытерла пятно на титане.
Мужчина стоял, глядя поверх головы женщины.
– Жаль, что придется пить холодный.
– Вам я разогрею, держу только для себя маленький кипятильник. Две минуты – и вода готова.
– Буду очень признателен, – мягким певучим голосом, от которого у буфетчицы заныло внутри, произнес ночной гость.
– Вода у нас из колодца, мягкая, в городе такой не сыщете.
Вода закипела. И если с другими посетителями буфетчица чувствовала себя существом высшего порядка, этаким демиургом, повелевающим всем вокзальным пространством, до которого в ночное время сжимался мир поселка, то рядом с предельно вежливым мужчиной она почувствовала себя грешницей, пришедшей в храм на исповедь. Даже язык, привычно произносящий брань, почему-то стал прилипать к небу, а на память сами собой приходили давно забытые любезные слова. Лицом и всем телом она демонстрировала знаки внимания, почерпнутые ею из «мыльных» сериалов.
Буфетчица схватила блюдце, принялась его протирать. Затем то же проделала с большой пол-литровой чашкой, в каких принято подавать бульон.
– Вам двойное кофе?
– Двойной, – поправляя ее, произнес мужчина. – Двойной не в смысле воды, а в смысле крепости. Пожалуйста, если можно, налейте вон в ту маленькую чашку.
Дрожащими руками буфетчица разорвала два пакетика «Nescafe» высыпала все до последней крупинки в чашку и, заморгав ясными голубыми глазами, посмотрела на посетителя:
– С сахаром?
– Без.
– Как пожелаете, – услужливо ответила буфетчица.
Властная, она, сама не зная почему, чувствовала себя перед незнакомцем не бесконечно могущественной хозяйкой Медной горы, а маленькой девочкой перед строгим школьным учителем, который все знает, может даже отгадать любую ее мысль, самую тайную, которую она и произнести не в состоянии.
Мужчина поставил блюдце с чашкой дымящегося кофе на ладонь, положил на стойку деньги и сказал:
– Я выйду на воздух.
– Конечно, пожалуйста, я же вижу, вы не украдете!
С чашкой, налитой до краев, не расплескав ни капли, он двинулся к двери, ведущей на перрон.
Массивная дверь высотой в два этажа легко открылась от прикосновения ладони. В зале ожидания остался терпкий аромат крепкого кофе, так в церкви после кадила остается смолистый запах ладана.
Держа на ладони чашку, мужчина стоял под порывами ветра, треплющего длинные волосы , и густую с проседью бороду, глядя не на приближающийся поезд, а на затянутое низкими облаками небо. Он смотрел так, словно видел сквозь них звезды.