– Знают прекрасно. Прикинь, сколько они мертвяков перевидали.
– Ты бы уж молчал. Что ты у себя на складе видел: горох, тушенку, кирзу.
Но Бубен был уже не в том состоянии, чтобы опять смягчить ситуацию. Глаза его медленно, но верно выкатывались из орбит.
– По крайней мере у меня руки чисты, понял?
– Что ты хочешь сказать? – своей легкой алюминиевой палкой замкомполка ткнул собеседника в грудь – Что струсил сегодня в кабинете, свалил работу на меня?
– Тебе не впервой безоружных кончать, ты по этой части мастак, – Бубен презрительно сплюнул на пол. – Знаешь, где твое место? На бойне! Чтоб тебе по очереди подводили этих самых.., рогатых. А ты их обухом по башке – раз, раз!
Опьяневший завскладом откровенно нарушил одну из главных заповедей – не напоминать никому из сотоварищей о роковом событии, не попрекать. Ильясу недавно это сошло с рук, но только потому, что остальные пресекли инцидент на корню. Теперь все обстояло по-другому: прошлое увязалось с настоящим, образовало гремучую смесь.
– Да я офицер! Я Родину защищал в Бамуте, в Алхан-Кале! Таких тыловых крыс, как ты…
– Родину солдаты твои защищали и лейтехи! – Бубен швырнул свой пустой стакан в дальнюю стенку, – Барсков, я еще понимаю, офицером был, Воскобойников тоже. А ты? Какой ты, на хер, офицер? С тебя перед строем погоны сорвать надо было!
Тут Жора увидел, что на него нацелен пистолет и вмиг протрезвел. «Господи, что я болтаю, какое мне дело до всего этого? Он же больной, псих, с ним нельзя так!»
Исправиться Бубнов не успел – будто невидимым обухом ударило его по лбу, и свет в глазах померк.
Когда противник открыл стрельбу, Сиверову стало полегче. Пусть глаза его не давали в темноте такую же отчетливую картину, как хороший инфракрасный прицел. Зато всего лишь по одному крохотному вкраплению в фиолетово-сине-черной мозаике ночи возникал условный образ цели.
Враги приблизились на дистанцию огня, и Глеб оказался в своей стихии. Вот он заставил замолчать одного стрелка, другого. Из своих его поддерживали только Самойленко и Николаич. Остальные, пораженные слабостью и удушьем, едва смогли отползти от домика.
Спецназовец в черном платке догадался сразу отшвырнуть подальше две дымящиеся банки.
Но третья обкуривала Ильяса, который почти не двигался с места, оставался лежать на животе, судорожно дергая всеми частями тела.
Будто пловец перед погружением, Сиверов набрал полную грудь воздуха, который здесь, рядом с ним, был еще относительно чистым. И рванул к ингушу, прокатился метров десять по ровной, без всякого уклона плоскости земли, где вращение то и дело тормозили жесткие стебли сорняков. Отбросил банку к забору, схватил парня за шиворот и потащил в глубь лагеря.