— Глупо шутить, Скворцова, — сказала Толоконникова вторым своим голосом, которого до смерти боялись все сотрудники. — Имей в виду, если ты пришла проситься обратно, то лучше не позорься: Витюша просто вне себя, он твоего имени слышать не может, просто рвет и мечет...
— Люд, — как ни в чем ни бывало, перебила ее Катя, — я там в буфете очередь заняла за этой... как ее... ну, толстая такая, из отдела писем. У меня тут дело есть, могу не успеть. Может, воспользуешься? Дают только по полкило.
— А что дают? — явно меняя гнев на милость, спросила Толоконникова.
— Мозги, — ответила Катя.
— Жареные? — переспросила Толоконникова, надувая темно бордовые губы. — Фи!
— Да нет, — сказала ей Катя, — свежие. А главное, с извилинами. Беги, а то опять не достанется!
Она пошла по коридору, оставив Толоконникову стоять возле лифта, и даже не оглянулась, когда вслед ей донеслось:
— А почему “опять”?
Катя толкнула обитую финским пластиком “под дерево” дверь и вошла в закуток, игравший в “Инге” роль приемной. Ладка Брагина, душа-девка, с которой немало было выпито и еще больше выкурено, подняла голову от клавиатуры компьютера, по которой со старательностью приготовишки тюкала двумя пальцами, и испуганно вскинулась:
— Ой, Кать, привет, тебе туда нельзя. Мне Виктуар наш голову оторвет, если я тебя к нему пущу!
— Знаешь анекдот? — спросила Катя, притормаживая у ее стола.
— Это который?
— А где русский собирается прыгнуть с Эйфелевой башни.
Ему говорят: “Товарищ, туда нельзя!”, а он знаешь что отвечает?
— Что?
— “А мне надо!”
Зажатая в углу своим “вистом-2000” Ладка тщетно попыталась ухватить ее за край балахона, но Катя уже была в кабинете.
— Привет, — сказала она, притворяя за собой дверь.
— А, Скворцова, — с кислой миной сказал редактор, поднимая голову от стола. Кате с ее места было видно, что на столе разложен свежий номер “Пентхауза”. — Ты зачем пришла? Расчет получишь у Брагиной, когда будут деньги. Сразу скажу тебе, что скоро их не жди — времена сложные, нам сотрудникам платить нечем.
— А как насчет моего репортажа? — спокойно спросила Катя. — Меня, собственно, только он и интересует.
— Какой репортаж? — очень убедительно удивился редактор.
— О взрыве на складах, — по-прежнему спокойно напомнила она.
— Ты переходишь всякие границы, Скворцова, — сказал редактор.
Кате показалось, что она заметила промелькнувшее в его заплывших прозрачным салом глазках выражение хищной радости. Она ясно увидела в этих глазках себя: в невообразимом брезентовом плаще до пят, со следами побоев на лице — типичная жертва, пришедшая просить о снисхождении. “Сюрприз”, — подумала она и стала слушать дальше.