Мартовское солнце светило ярко, однако было ветрено и прохладно. Джайлз вприпрыжку бежал рядом со мной. Все утро прокорпев над письмом и счетом, он теперь наслаждался прогулкой и свежим воздухом. Мы вышли из южного подъезда. Собаки опередили нас и теперь резвились, то подбегая к нам, то уносясь вперед. Тропа повела нас вдоль аккуратно разбитых клумб, где только что появились голубые и розовые гиацинты. Рано зацветающие деревья уже покрылись почками.
Неподалеку протекала небольшая речка. Перегнувшись через перила деревянного моста, мы с восхищением смотрели на калужницы и другие цветы, ярко пестревшие в прибрежной траве. Тропа вывела нас к двум огороженным загонам, где выгуливали моих чистокровок . Мы остановились, потрепали лошадей по холкам, а затем поднялись по лесистому склону.
В лес тоже пришла весна. Пели птицы, цвели нарциссы, барвинки и чудесные голубые вероники. Мы отломили несколько веточек ивы-шелюги, чтобы отнести их мисс Стедхэм.
Гуляние доставило мне не меньшую радость, чем сыну. Ведь я провела бесконечно долгую неделю у кровати Джералда, держа мужа за руку и беспомощно прислушиваясь к его дыханию, становившемуся все более тяжелым. Потом были похороны.
Вдохнув полной грудью бодрящий прохладный воздух, я почувствовала, как во мне пробуждается жизнь. «Итак, Стивен возвращается домой», — подумала я, глядя на голубое, почти синее небо, где, словно парусники, плыли высокие белые облака.
— Мама, — спросил Джайлз, — а где сейчас папа?
Я взглянула на разрумянившегося перепачканного сына и опустилась на упавшее дерево, не замечая того, что моя длинная юбка касается влажной земли.
— Папа на небесах, дорогой.
— Но ведь мы вчера погребли его в часовне, — возразил мальчик. — Как же он может быть на небесах?
— На небесах душа папы, — объяснила я. — Когда мы умираем, наши души покидают тела и возвращаются домой, к Богу. Папе больше не нужно его тело, Джайлз, оно осталось в часовне.
— Но я же не хотел, чтобы папа умер. — Мальчик нахмурился.
Я крепко прижала сына к себе. Он всегда был ласковым ребенком, и сейчас его голова покоилась на моей груди.
— Мне не нравится, что он под полом часовни.
Мои глаза наполнились слезами, и, чтобы не разрыдаться, я стиснула зубы.
— Мне тоже это не нравится, Джайлз, но папа тяжело болел, и нам не удалось спасти его.
— Но ты-то не умрешь, мама? — встревожился мальчик.
— Нет, дорогой, не умру. — Я старалась, чтобы ответ прозвучал убедительно.
— Никогда-никогда? — Он откинул голову и посмотрел на меня.
Его щеки горели румянцем, а светлые серо-зеленые глаза выражали затаенный страх.