- Жизнь тут требует подспорья, - утверждал Тимоха. - Чуть тебе "штаны" не перемыло, - толковал он.
- Ну, старая-то росчисть высоко, - отвечал Егор.
- "Штаны"-то в вершине, да снег быстро таял, все же источил земельку, - заметил дедушка Кондрат. - Сильные нынче снега были.
Вешние воды тронули самый дорогой для крестьян верхний черный слой. Ветры быстро сушили землю. Река затопила отмели, плескалась и билась в обрывы. Бурые пряди водорослей цеплялись за корни тальников.
Багровая ольха с сединой крапинок на коре распустила красноватые почки. Жар, прель томили людей. Верба пустила зелень, на болоте появились белые цветы.
Воздух пряный, густой от таежного настоя; в нем чувствуется свежая зелень, запах задышавшей коры, соков, цветов, озер, тины, протаявшего гнилья и рыбы, затухшей грудами в застойной воде.
Зеленые кедры пятнами выступали из желто-красной тайги. Сила бродила в деревьях, соки побежали по всему бесчисленному множеству стволов. Большая тайга стояла еще почти без зелени, но была уже не в один серый цвет, как зимой.
"Так вот и народ... - думал Егор. - Живет народ, сер и слаб, и вдруг забродили соки, пошли пятна. Чуть заметно оживились люди. А солнце ударит в чащу - и в каждой былине поднимается сила, зелень, цвет; все переменится. Люди оглянутся - и сами себя не узнают: "Мы ли это?.. Кругом все зелено, все в цветах!"
ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ
Амур все бьет и ломает. Тальниковый лес с подмытого треснувшего берега плетнем повалился в реку.
Улугу подъехал к обрыву в оморочке.
- Берега нету, пристать некуда? - крикнул он Силину.
- Чего сердишься? - отозвался Тимошка.
Гольд не ответил ему, с досадой вытащил оморочку в кустарник, швырнул ее и, захватив вещи, проворно полез на обрыв. Забравшись наверх, он оглядел реку, лес, озеро, с досадой что-то пробормотал и побрел к огороду Кузнецовых. Там сел на сломе и закурил трубку, глядя, как работают хозяева.
- Ну, как живешь, Улугу? - подсел Федюшка. - Дай закурить...
- Худо! - отдавая берестяную коробку с табаком, ответил гольд с таким выражением, как будто это само собой разумелось.
- Чем же худо? - подошел Егор.
Гольд покосился на него и смолчал.
- Что молчишь?
Улугу поглядывал по сторонам. Вид у него был такой, как будто русские к нему приехали и пристают, а он не желает разговаривать.
Видя, что Улугу не в духе, Кузнецовы снова принялись за дело.
- Ребята, не досаждайте ему, пусть одумается человек, - сказал отец.
Улугу долго сидел и курил.
* * *
- Ну, худо, что ли? - восклицал Улугу, сидя вечером в избе Кузнецовых. За столом у него отлегло, и он стал разговорчивей. - Лед прошел, а гусь дорога нету?