- Идем-ка, Сидоровна, во двор, лошаденку глянем.
- Отпусти ее, батюшка. Сама тебе все приготовлю, - вступилась за селянку Сидоровна.
- Ступай, ступай, старая, - ворчливо отмахнулся, словно от мухи, приказчик.
Сидоровна вздохнула, покачала головой и покорно удалилась из горницы в сени.
- Чья будешь, бабонька? Где мужик твой нонче? - вкрадчиво вопросил Кирьяк, наливая из ендовы вина в железную чарку.
- Тутошная, из Березовки. А государь мой после покрова преставился, ответила Устинья, пятясь к двери.
- Царство ему небесное. Чать отвыкла без мужика-то. Выпей со мной, лебедушка. Садись ко столу.
- Грешно нонче пить, батюшка. Говею.
- Ништо. Замолю и твой грех, - вымолвил приказчик и потянул бабу к столу. - Пей, говорю!
Устинья вспыхнула вся и замотала головой. Приказчик грозно свел очи, прикрикнул:
- Пей! Княжий человек те велит!
Вздохнула Устинья и чарку взяла. Перекрестилась на киот, где чуть теплилась лампадка над образом Спаса, молвила тихо: "Господи, прости" и выпила до дна. Обычай, оборони бог, ежели господскую чашу не допить! Закашлялась, схватилась за грудь, по щекам слезы потекли.
А Кирьяк - теснее к бабе и огурчик соленый подает.
А за первой чаркой последовала и вторая.
- Уволь, батюшка, не осилю, - простонала Устинья.
- Я те, баба! Первая чарка крепит, а вторая веселит.
Пришлось и вторую испить. Помутнелось в голове Устиньи, в глазах все поплыло. А перед лицом уже мельтешили две рыжие бороды.
Кирьяк ухватил рукой за кику1, сорвал ее с головы, бросил под стол. Густой пушистой волной рассыпались по покатым плечам волосы.
- Экая ты пригожая, ладушка, - зачмокал губами приказчик и поднялся на ноги.
Устинья рванулась от приказчика, сердито очами сверкнула.
- Не замай!
- А ты не серчай. Я вона какой ядреный. Девки меня дюже любят. И ты приголубь, ягодка. Три рубля отвалю, - заворковал Кирьяк и снова облапил бабу.
Устинья что есть сил жамкнула крепкими зубами мясистую волосатую руку. Кирьяк больно вскрикнул и отпустил бабу. На руке выступила кровь.
- У-у, стерва! - вознегодовал приказчик и, схватив тяжелую чарку со стола, ударил бабу по голове.
Устинья охнула и осела на пол.
- Вот так-то, нечестивая! - по-звериному прорычал Кирьяк и потащил бабу на широкую лавку.
...В дверь тихонько постучали. Приказчик босиком прошлепал к двери и отомкнул крючок.
В избу вошел староста, глянул на пьяную бабу, часто закрестился.
- Эк, блудница, развалилась.
- Ты ее водичкой спрысни, Митрий. Чевой-то сомлела баба. Маленько поучил рабу, кабы не сдохла.
- Ай-я-яй, ай-я-яй, - засуетился староста. Зачерпнул ковш студеной воды из кадки и подошел к Устинье. "Экое тело благодатное, прости осподи, греховодно подумал старик.