Мы еще долго оставались стоять, не в силах сдвинуться с места. Первым зашевелился Айзенштадт, и, как я и предвидел, он сначала повернулся ко мне и со скрытой угрозой предупредил:
— Если это очередная игра, Бенедар… — Внезапно вырвавшаяся у него угроза так и осталась незаконченной. Айзенштадт стоял, широко открыв глаза. Даже ему, безусловно, было ясно, что это никакие не игры и не фокусы. Странная пустота в глазах обоих Искателей, странно искаженные лица, нехарактерный тембр голоса — всё это не поддавалось симуляции.
— Это не игра, сэр, — пробормотал я. — Они каким-то образом вошли в контакт с гремучниками.
Айзенштадт вздохнул через сжатые зубы, и звук очень походил на змеиное шипение. Эдамс и Загора все еще оставались сидеть там, где сидели, их лица и тела казались скованными каким-то странным холодом. В ожидании ответа Айзенштадта…
— Вы не хотите что-нибудь сказать? — тихо осведомился я.
Подбородок Айзенштадта окаменел.
— Я… я приветствую вас тоже, — сумел выдавить он. Выражение досады появилось на его лице, когда напряженность миновала, и он внезапно понял, что ему предстоит произнести историческую речь. И избежать при этом помпезности. — Я — доктор Влад Айзенштадт, я представляю Четыре мира Патри и колонии, — продолжал он чуть твёрже. — Позвольте узнать, к кому я имею честь обращаться?
Последовала короткая пауза. Затем Эдамс и Загора снова заговорили странным шепотом, и снова абсолютно в унисон.
— Моя личность не… может быть… определена и выражена… вашим языком. Мы… — голоса затихли, будто убавили громкость поворотом регулятора.
Айзенштадт чуть подался вперёд, наклонив голову и прислушиваясь.
— Простите, что это такое?
— Они не могут ответить, — пояснила Каландра вибрирующим от волнения шепотом. — На её лице, насколько я мог понять, застыло благоговение и потрясение от услышанного. — Их лица, только посмотрите на их лица, как напряжены мышцы шеи и голосовые связки. Видимо, это слово слишком тяжело произнести, они просто не могут повторить его.
Айзенштадт надул губы, раздумывая.
— Тогда, с вашего позволения, — заговорил он, — мы будем называть вас так, как привыкли, то есть гремучники. Поскольку это слово должно употребляться, чтобы отличать вас и ваши физические оболочки. Ведь для вас это всего лишь оболочки, не так ли?