Будь что будет.
— Мистер Айкман, — обратился я к нему, когда он уже открыл дверь, — если вы всё же отправите этот документ куда собираетесь, я расскажу мистеру Келси-Рамосу о том, что вы делали сегодня вечером.
Он застыл на пороге, заговорив не сразу.
— И что же это может быть? — не оборачиваясь, спросил он.
— Это вы, а не «Эйч-ти-ай» позвонили в особняк губернатора и проинформировали их о том, что мы придем с Каландрой.
Он всё ещё стоял спиной ко мне, но не было нужды вглядываться в его лицо. Задеревеневшие мышцы спины и затылка служили достаточным доказательством, что моя догадка оказалась верной.
— Вы сказали, что Каландра тоже прибудет, — продолжал я. — Как и то, что она — Смотрительница, приговоренная к смертной казни.
— Она и есть преступница, приговоренная к смертной казни, — злобно бросил он через плечо. — У нее нет законных прав покидать пределы своей камеры, не говоря уж о том, чтобы уходить с корабля.
— Сомневаюсь, чтобы мистер Келси-Рамос был того же мнения, — предупредил я. — Он расценит это как вмешательство в ход его миссии по сбору информации о положении здесь… и в этом случае может объявить ваше присутствие на борту «Вожака» нежелательным до конца нашего визита.
И снова его напряженные, как камень, мышцы указали мне на то, что я — у цели. Боковым зрением я видел, как напряженно следит за происходящим Куцко, не замечая реакции Айкмана.
— А ведь вы на это не пойдете, не можете пойти, — продолжил я атаку. — Ведь «Эйч-ти-ай» желает, чтобы кто-нибудь из их людей находился на борту и следил за всем, что делает мистер Келси-Рамос, и этот единственный человек — вы.
— Доктор Де Монт имеет возможность остаться здесь, — возразил он, разыгрывая равнодушное пренебрежение. — Вы не имеете права пользоваться «Пультом Мертвеца» без юридического представителя от Патри.
— На Камео хоть пруд пруди юридических представителей, — напомнил я. — И многие их них не имеют никакого отношения к «Эйч-ти-ай».
Айкман продолжал молчать. Куцко, шагнув к нему, протянул руку, и он без слов опустил валик в раскрытую ладонь шефа охраны.
— Это неважно, — проговорил он, так и не повернувшись ко мне. Через неделю она — мертва. И ни вы, и никто другой ничегошеньки не смогут предпринять, чтобы остановить это.
— Посмотрим, — ответил я, пытаясь вложить в это слово больше уверенности, чем у меня было.
Вероятно, он понял это, почувствовал, а может быть — просто лучше понимал действительное положение вещей, чем я, ввязавшийся в такую рискованную игру.
— Она умрёт, как миленькая. — Он словно стрелял словами, его уверенность в которых была столь же неподдельной, как и злорадство. — А вы, если не уберётесь с моего пути, можете с моей помощью оказаться в свидетелях, понимаете, официальных свидетелях при приведении приговора в исполнение. И помните об этом, когда вздумаете в следующий раз копаться в моих мыслях, чтобы нарушить их тайну.