— Ну нельзя же так, — прошептал Ирмо. — Но… почему ты действуешь страхом? Разве лаской нельзя? Почему ты хотя бы иногда не поговоришь с кем-нибудь…
— О чем?! Об этом? Ты что, Ирмо, совсем в своем Саду грез перебрал? С Вардой? Ей и так хватает, не зря к тебе ходит… Или с Эонвэ? Для чего? Чтобы по-о-нял? — со злым ехидством протянул Король. «На, ешь, сам напросился!» — Ну не будет он меня бояться, я, собственно, специально к этому не стремился, поверит и — что? Будет исполнять все из любви, а не из страха? Какая разница?
— Он не в состоянии все время бояться. Если уж ты его таким сотворил, то наградил бы уж и более крепкими нервами…
— Что мог, то и сотворил! — огрызнулся Манвэ.
— А теперь с себя всякую ответственность снимаешь?
— Я отвечаю за любое из своих деяний, — отрезал Король.
Ирмо покачал головой. Куда увел их этот разговор? Куда зайдет? Он вступил на очень зыбкую почву, и как знать, какие меры по ограждению своей истрепанной души предпримет явно задетый за живое Владыка? Впрочем, раз уж так, надо идти до конца. Он ведь — Властитель Душ, кому еще это расхлебывать?
— Ну почему ты не хочешь хотя бы отдохнуть? Ведь Сады для того и существуют.
— Ты сам когда-то сказал, что врач нужен только живым, — что еще тебе надо? При чем тут я?
— Я не то имел в виду…
— Уже неважно — ты был прав. К тому же не вижу смысла уходить в грезы, в эти краткие часы веря, что все идет так, как хотелось бы, и вообще все просто замечательно и мило. Потом ведь придется проснуться.
— Но всем необходима передышка.
— О да! Люди вот, я слышал, при допросах с пристрастием (они же не могут, бедные, напрямую покопаться в мыслях) отливают время от времени допрашиваемого водой, чтобы не сдох раньше срока…
— Спасибо, Владыка, я тронут, — прошипел Ирмо.
— А при чем тут ты? Ты милосерден, делаешь, что можешь. Поплачутся тебе, успокоятся — и опять все тихо.
— И я скоро сменю прозвище Мастер Грез на Мастер Промывки Мозгов…
— Ты же не хочешь крови? Кровь в обмен на мир, память в обмен на кровь…
— Да сколько можно души наскоро латать? Впрочем, есть ли другой выход?
— Видимо, нет. Такова Предопределенность. По-иному еще хуже будет. Наверное, в нас какой-то изъян. Или, борясь с Тьмой, сами пропитались ей… Уничтожили, а семена прорастают. В Замысле же ничего такого не было… Замысел не мог быть несовершенен… И горе тем, кто попытается противостоять его выполнению…
— Так когда он, Замысел, будет исполнен?
— Это ведомо только Творцу. Мне Он открывает столько, сколько я в состоянии постичь, дабы я мог способствовать исполнению… — Голос Манвэ обрел привычную жесткость.