С помощью старика я закрыл крышку гроба, вернув на место плащ.
– Сэр Эльот умер месяц назад. – Я посмотрел в глаза германцу. Это снова была не та смерть, чтобы выйти на конкурентов де Савера.
В этот момент церковная дверь открылась, на пороге стояли два моих лучника. Путь был свободен.
Раймон вышел из исповедальни и встал рядом со мной, разглядывая плащ своего ордена.
– Ты пытался скрыть то, что твой господин убил себя.
Старый воин дернулся, руки его метнулись к пустым ножнам. На всякий случай я выхватил свой меч и направил его в грудь германцу.
– Должно быть, в доме де Вердюна произошло нечто страшное, отчего твой господин повесился. Ты нашел его в петле, перерезал ему горло и затем позвал слуг и стражу. Ты думал свалить вину на давнего врага твоего господина рыцаря Эльота, потому что твой сеньор всю жизнь грызся с ним. Ты просто пытался завершить его дело. В конце концов, если твой хозяин мертв, отчего должен жить его враг... Так ли все было?
Раймон смотрел на старика испуганными и в то же время восхищенными глазами.
– Да, милостивый сэр, все было именно так. Дочь моего господина спуталась с одним из наших рыцарей стражи и бежала из замка. Все остальное верно. Я понимал, что знающий человек разберет, что такая глубокая рана отворила бы кровь, не пустив ее к голове. Но у меня не было времени. Жуафри я знал с детства. С самого младенчества он был нежным и впечатлительным ребенком. Он повесился на шарфе своей дочери. Когда я разрезал шарф и освободил его шею, на коже остались характерные вмятины от жемчужин, которыми был разукрашен шарф. Я понял, что даже если я сообщу, что господина задушили наемные убийцы, по отметинам легко найдут шарф, а дальше раскрутят и все дело. Поэтому я разрезал горло, уничтожив следы от жемчуга. Одна просьба, благородные рыцари: позвольте все-таки моему господину покоиться в церковной земле. Не открывайте моей тайны. Лучше уж я покаюсь в убийстве своего сеньора и понесу заслуженную кару. Пожалуйста, позвольте мне умереть за моего господина. Зачем такому старику жить на свете? – Он попытался упасть на колени, но я не дал ему сделать этого. Во-первых, не было времени, во-вторых, на полу все еще лежал его меч, а видеть этого черта вооруженным рядом с моим юным господином я не желал.
– Лично я не имею ничего против того, чтобы барон Жуафри де Вердюн был похоронен как это и подобает христианину, – я дал знак своим лучникам, чтобы ждали нас – Что же касается тебя, старый, то не думаю, что мне понравится вид твоей головы в корзине палача. Впрочем, я сам ничего не решаю, решает он. – Я поклонился Раймону. – Сын Тулузского графа и наследник престола решит, кому жить, а кому умирать, кого хоронить как христианина, а кого выбрасывать в канаву, точно пса. Я же, как верный вассал, выполню любой приказ. – С этими словами я поднял не дававший мне покоя меч германца и властным движением приказал ему самому опуститься на колени перед своим сеньором.