Сипягина еще пуще засмеялась.
- Смотрите, берегитесь; Борис Андреич иногда таким бывает якобинцем...
- Жако, жако, жако, - затрещал попугай.
Валентина Михайловна махнула на него платком.
- Не мешай умным людям разговаривать!.. Марианна, уйми его.
Марианна обернулась к клетке и принялась чесать ногтем попугайчика по шее, которую тот ей тотчас подставил.
- Да, - продолжала Сипягина, - Борис Андреич иногда меня самое удивляет. В нем есть жилка... жилка... трибуна.
- C'est parce qu'il est orateur! - сгоряча подхватил по-французски Калломейцев. - Ваш муж обладает даром слова, как никто, ну и блестеть привык... ses propres paroles le grisent, а к тому же и желание популярности...Впрочем, он теперь несколько рассержен, не правда ли? Il boude? Eh?
Сипягина повела глазами на Марианну.
- Я ничего не заметила, - промолвила она после небольшого молчания.
- Да, - продолжал задумчивым тоном Калломейцев, - его немножко обошли на Святой.
Сипягина опять указала ему глазами на Марианну.
Калломейцев улыбнулся и прищурился: "Я, мол, понял" .
- Марианна Викентьевна! - воскликнул он вдруг, без нужды громко, - вы в нынешнем году опять намерены давать уроки в школе?
Марианна отвернулась от клетки.
- И это вас интересует, Семен Петрович?
- Конечно; очень даже интересует.
- Вы бы этого не запретили?
- Нигилистам запретил бы даже думать о школах; а под руководством духовенства - и с надзором за духовенством - сам бы заводил!
- Вот как! А я не знаю, что буду делать в нынешнем году. В прошлом все так дурно шло. Да и какая школа летом!
Когда Марианна говорила, она постепенно краснела, как будто ее речь ей стоила усилия, как будто она заставляла себя ее продолжать. Много еще в ней было самолюбия.
- Ты не довольно подготовлена? - спросила Сипягина с ироническим трепетанием в голосе.
- Может быть.
- Как! - снова воскликнул Калломейцев. - Что я слышу!! О боги! Для того, чтобы учить крестьянских девочек азбуке, - нужна подготовка?
Но в эту минуту в гостиную с кликом: "Мама, мама! папа едет!" - вбежал Коля, а вслед за ним, переваливаясь на толстых ножках, появилась седовласая дама в чепце и желтой шали и тоже объявила, что Боренька сейчас будет!
Эта дама была тетка Сипягина, Анна Захаровна по имени. Все находившиеся в гостиной лица повскакали с своих мест и устремились в переднюю, а оттуда спустились по лестнице на главное крыльцо. Длинная аллея стриженых елок вела от большой дороги прямо к этому крыльцу; по ней уже скакала коляска, запряженная четверней. Валентина Михайловна, стоявшая впереди всех, замахала платком, Коля запищал пронзительно; кучер лихо осадил разгоряченных лошадей, лакей слетел кубарем с козел да чуть не вырвал дверец коляски вместе с петлями и замком - и вот, с снисходительной улыбкой на устах, в глазах, на всем лице, одним ловким движением плеч сбросив с себя шинель, Борис Андреевич спустился на землю. Валентина Михайловна красиво и быстро вскинула ему обе руки вокруг шеи - и трижды с ним поцеловалась. Коля топотал ногами и дергал отца сзади за полы сюртука... но тот сперва облобызался с Анной Захаровной, предварительно сняв с головы пренеудобный и безобразный шотландский дорожный картуз, потом поздоровался с Марианной и Калломейцевым, которые тоже вышли на крыльцо (Калломейцеву он дал сильный английский shakehands, "в раскачку" - словно в колокол позвонил) - и только тогда обратился к сыну; взял его под мышки, поднял и приблизил к своему лицу.