— Вы не все рассказали мне, капитан Ларусс.
— Не все, ваше величество. Есть вещи, о которых нельзя рассказать даже самому себе. Можете подвергнуть меня пытке.
— Ну, до такой-то степени я еще не оскотинился, — сказал Пистон Девятый. — Но, признаюсь, натура моя куда-то сдвинулась и поползла — боюсь, не в лучшую сторону.
— Я заслужил награду. Только от военной помощи я отказываюсь. Мне ничего не нужно, кроме ее жизни.
— А как я все объясню нашим головорезам? Вон они что творят! — Король выглянул в окно, хотел что-то такое дисциплинирующее скомандовать, но передумал и махнул рукой. — И все-таки — почему она нас предала?
— Потому что она эльфийская принцесса, — невозмутимо ответил Стремглав. — И она мстит — не вам, не мне, а всему роду человеческому. Ведь она предала и Чизбург.
— Но почему?
— В память о тех, кого утопили в Гранитной Гавани наши предки. Не было никаких черных кораблей под синими парусами — были дырявые баржи. И много-много эльфов набили в трюмы.
— Это вы от нее узнали?
— Не только от нее, сир. И у меня нет оснований не верить.
— У меня, представьте, тоже. Хорошо. Я дам вам с ней возможность бежать. А вот вооруженного отряда, увы, дать не смогу. Во-первых, все надежные люди у меня наперечет. Во-вторых, наши солдаты ее зарежут на первом же привале, вы и не углядите.
— Нет, сир. Больше никто и никогда не посмеет поднять на нее руку. Кроме того, за одно преступление дважды не казнят.
Бонжурский монарх как-то странно посмотрел на Стремглава, но предпочел отвести взгляд и улыбнулся.
— Видите, капитан, с какой легкостью я нарушил данное вам слово, — сказал он. — А дальше, будет еще хуже — такова участь королей. И я рад тому, что мы расстаемся и ваши омерзительно честные глаза не будут наблюдать за моим неминуемым падением, которое почему-то назовут возвышением… Наша молодость кончилась, капитан Ларусс. Мне предстоит укреплять свою державу, вам — завоевывать свою, и вы очень скоро забудете рыцарский устав. Какое счастье, что между Бонжурией и Посконией лежат леса и болота! Если повезет, постараемся сохранить мир между собой, но вот уже наследники наши вполне могут сцепиться…
— Ироня хотел пойти со мной, — сказал Стремглав.
— Не препятствую, — сказал король. — Чем меньше будет вокруг меня людей, помнящих нашу рыцарскую пору, тем легче станет моей совести. О бедный друг мой! Дa ведь после побега не только вашу возлюбленную, но и вас обвинят в предательстве!
— Мне дела нет до чести капитана Ларусса, — ответил Стремглав. — А моего настоящего имени все равно не сможет выговорить ни один бонжурец.