– Хорошо. – Ювелир ненадолго задумался, побарабанил по столу тонкими костлявыми пальцами, словно под ними должны были быть клавиши, потом как-то решительно тряхнул головой: – Хорошо. В таком случае я попытаюсь сам догадаться о том, кто может вас интересовать. – Он с грустной улыбкой всматривался в список: – Самсонов – нет. Этот все сдал, да, откровенно говоря, у него и было не так много… Фесенко. Хороший ювелир. Золотые руки. Но он всегда уважал закон. При царе уважал царские законы, а пришли вы – уважает ваши… Сараев! Кто не знает фирму «Сараев и сын»! Москва, Петербург, Киев, Нижний Новгород, Варшава, Ревель! Лучшие магазины – его! Поставщик двора его императорского величества! Но… – Либерзон развел руками и с легкой иронией усмехнулся, – все, как говорится, в прошлом. Восемь обысков – это кое-что значит, боюсь, я сегодня богаче, чем он, хотя у меня, кроме Софы, ничего нет.
– Так-таки ничего? – сощурил глаза Красильников.
– Так вы пришли ко мне? – снисходительно поглядел на него ювелир.
– Нет. Мы посоветоваться по поводу списка, – успокоил его Фролов.
– Так! Кто тут у нас еще? – Либерзон вел окуляром пенсне по строчкам списка. Он ушел в свои мысли, и лицо его ожило. Он то хмурился, то с сомнением кривил рот, то отрицательно качал головой.
Дверь в комнату внезапно приоткрылась, из-за нее нетерпеливо выглянула жена Либерзона.
– Исаак, не валяй дурака! Им же Федотов нужен!
Все трое даже вздрогнули от неожиданности. Но дверь тут же захлопнулась.
– Вот чертова баба! – не удержался Красильников, но, увидев осуждающий взгляд Фролова, виновато потупился.
Ювелир тоже укоризненно покачал головой и тихо, словно вслушиваясь в себя, сказал:
– Между прочим, у этой «чертовой бабы» полгода назад петлюровцы убили сына. Просто так. Ни за что. И потом… она говорит дело. Лев Борисович Федотов – это, наверное, тот человек, который не очень ищет знакомства с вами. Вот видите, его даже в вашем списке нет.
– Расскажите о нем поподробнее, – заинтересовался Фролов, все еще глядя осуждающими, невеселыми глазами на своего помощника.
Либерзон немного помолчал, собираясь с мыслями, от напряжения у него шевелились губы, брови и ресницы – какая-то огромная сила, казалось, привела его всего в движение. Либерзон глубоко вздохнул и продолжил:
– Вот я вам называл Сараева. Этого знает весь Киев. Да что Киев! Вся империя… простите, Россия! А Лев Борисовичон не броский. У него был всего лишь один небольшой магазин. И еще сын – горький пьяница. Это, знаете, такая редкость в еврейской семье. Сейчас он где-то не то у Деникина, не то у Колчака. Но это так, между прочим… Так вот, Лев Борисович не поставлял кольца и ожерелья двору его императорского величества, ничем особенно не выделялся среди других ювелиров. И если бы мне в свое время не довелось у него работать, я бы тоже не знал, какими миллионами он ворочал… Думаю, что и сейчас у него денег чуть побольше, чем у вас в карманах галифе и еще в киевском казначействе.