– Поспи, – сказала Сильвия. – С ним все будет в порядке. Вот. – Вытащив с заднего сиденья парку, она протянула ему, и Говард, свернув ее межу сиденьем и дверцей, как подушку, примостил на нее голову.
– Что, скажи пожалуйста, у тебя с шеей?
Она коснулась того места, где его расцарапала миссис Банди, и он поморщился от острой боли.
– Немного повздорил с другой женщиной, – сонно сказал он.
– С другой женщиной?
– Боюсь, что да. Ну и склочная она оказалась.
– Другая женщина? А кто первая? Нельзя иметь другую, не начав с первой.
Она дурачилась, но Говард слишком устал, чтобы ей подыгрывать.
– Ты, наверное, – сказал он, наблюдая из-под полуприкрытых век за ее лицом.
Она криво усмехнулась, будто говоря: мол, знает она его, мол, он, как обычно, ерунду мелет. Хотя бы не стала возражать. Говард не мог понять, соглашается она или отталкивает его. Сейчас не время пытаться отгадывать. Говард сообразил, что вид у нее встревоженный и усталый. Она одна тянет на себе всю семью, работает сверхурочные, чтобы продать свои странные товары всяким миссис мойнигэн мира сего, а в немногое свободное время старается спасти Говарда и дядюшку Роя от них самих.
– Ты молодчина, – сказал он ей. – Поможешь мне завтра вломиться к мистеру Джиммерсу?
– Хватит! – отрезала она. – Забудь.
– Сейчас на это нет времени. Карусель завертелась слишком быстро. Теперь с нее уже не спрыгнешь.
Вздохнув, она пожала плечами, словно боялась открыть рот. Говард снова сжал ее локоть.
– С ним же все будет в порядке, сама знаешь. И тебе лучше в это верить.
Наградив его полуулыбкой, она вдруг подмигнула, словно вспомнив, что за человек ее отец.
На шоссе они разминулись с патрульной машиной, сворачивающей на Копейную улицу.
На следующее утро его разбудил вой электропилы. Было одиннадцать часов, в окно лился солнечный свет. Выходит, дядюшка Рой не провел ночь в участке. Ночь и утро Говард проспал без сновидений, и так просто было повернуться на другой бок и снова задремать, но предстояло сделать слишком многое.
Он согнул поврежденную ногу: колено казалось натруженным и деревянным, но болело не так сильно, как вчера вечером. Снова обмотав его бинтами, Говард взял палку и доковылял до окна. Согнувшись над пилой, дядюшка Рой нарезал остатки досок. Он бросил обрубки в сорняки, а чистую чурку положил в горку, потом остановился глотнуть из кружки кофе.
Подгоняемый мыслью о кофе, Говард оделся и вышел на кухню, прихватив с собой палку. Он твердо решил больше не выпускать ее из виду, хотя и не знал точно почему. Колено, когда он начал двигаться, отпустило, и он почувствовал себя Железным Дровосеком, со скрипом возвращающимся к жизни после того, как заржавел под дождем.