После того как она проколола уши, Алексу ничего не оставалось, как признать, что он почти ничего не понимает в женской природе, – и это признание мужчины, который живо интересовался женщинами с пятнадцати лет. Однако он знал точно, что четырнадцатилетним девочкам не нужно навешивать на уши полфунта побрякушек. К тому же разных по весу и размеру, черт возьми!
– Но, папочка, все их носят. Я буду выглядеть голой без украшений!
– Девочкам в четырнадцать лет…
– В четырнадцать с половиной, то есть практически в пятнадцать, а это почти шестнадцать, то есть достаточно много, чтобы водить машину, выходить замуж и делать почти все! Я знаю трех девчонок моего возраста уже беременных!
Алекс постарел сразу на десять лет.
– Ты слишком стар и не понимаешь, что значит жить без развлечений. Почему я должна сидеть, как пятилетний ребенок в монастыре?
– Не знаю точно, но полагаю, что пятилетних детей не берут в монастырь, Сэнди. А теперь иди умойся. – В последнее время она начала экспериментировать с косметикой. – И побыстрее, пожалуйста, я опаздываю на встречу.
Он проинспектировал ее лицо, воздержавшись от высказываний о серьгах, одна из которых – обычный гвоздь, не заслуживающий дальнейшего рассмотрения, а другая – варварская связка побрякивающих запасных частей, свисающая до маленького костлявого плечика.
Может, он слишком строг? Такое обвинение приходилось слышать от дочери в среднем трижды в неделю. По крайней мере она перестала называть его ГАР, что расшифровывалось как Глупый Американский Родитель, и переименовала в ДОБС, что на ее школьном жаргоне значило Дохлый Белый Самец. Слабое утешение. Особенно его дохлая часть.
Взгляд Алекса упал на отражающуюся в зеркале фотографию Сэнди в ее одиннадцатый день рождения. У отца и дочери были одинаковые светлые волосы и ясные серые глаза, но на этом сходство кончалось. Сэнди унаследовала Динин овал лица и ее правильные черты вместо его костлявого, угловатого лица с большим носом и агрессивной челюстью. Слава Богу. Хотя у него никогда не возникало проблем с женщинами, он не обольщался относительно своей внешней притягательности. Деньги – вот его «секрет обаяния».
Черт возьми, он снова опаздывает! Миссис Халси уже давно здесь, и он выдержал обычный скандал с дочерью о необходимости няньки, когда он уходит вечером из дома. Сэнди умчалась к себе и врубила, как она выражается, музыку так, что хрустальная люстра в столовой заходила ходуном, едва не срываясь с потолка.
Перед уходом Алекс заглянул к дочери.
– Сэнди! Я вернусь к полуночи. – Будет время для выпивки, ужина, одного-двух танцев, дороги назад и, возможно, рюмочки на ночь, если не засиживаться за ней долго. – Если тебе что-то потребуется, я буду в клубе. – Долгая пауза. – С Кэрол. – Молчание. Если можно назвать молчанием смертельную агонию электрогитар и грохот двух столкнувшихся товарных составов. Под такую «музыку» она вконец испортит уши, но ни отец, ни врач не могли ее переубедить. – Сэнди? Я увижу тебя только утром, милая. Между прочим.., в мезозойскую, а не в мелозойскую.