И у нее, Кати, будет сын, о котором никто не скажет, что он — белый. У африканца от европейки всегда родится африканец. Вот так подарочек папе с мамой: темнокожий внучек!
На улице царил погожий сентябрьский день. Десяток облачков гонялись за солнцем, но оно пока ускользало. Пригревало носы и плечи. Люди на остановке казались нарядно одетыми, довольными и бодрыми. Когда облачко закроет солнце, эти же люди сразу станут серой угрюмой массой.
Что сказать родителям? Кофи на ней женится? Они ни разу не заговаривали об этом. Она пыталась расспрашивать Кофи о планах на будущее, когда он закончит институт. Он отшучивался. Скорее всего сам не знает.
Неопределенность. Хорошо хоть в одном ясность: Кофи признавался, что любит ее. Катя верила этому. Он казался ей искренним. Нет, в нынешнем состоянии родителей нагружать такими проблемами нельзя.
Через две остановки Катя вышла из троллейбуса. В отличие от ее квартиры, звонок на воротах не работал, однако в ответ на нетерпеливый Катин стук немедленно послышалось старческое кряхтение:
— Иду, иду…
Когда она сбивчиво объяснила старому сторожу, кого ищет, он провел ее через большой захламленный двор и указал на одну из дверей.
Через минуту Катя Кондратьева стояла в желтом сумраке циркового зверинца.
Ее глаза еще приспосабливались после солнечного света, а Кофи Догме уже несся по посыпанному опилками проходу и орал:
— Катька! Моя Катька пришла!
Он был сам не свой от счастья.
— Ты с ума сошел… — Она делала вид, что вырывается из его объятий. — Ребенка задавишь!
«Конечно, любит! — кружилось в голове радостное подтверждение. — Конечно, женится!»
Услыхав о ребенке, Кофи схватил одну ее руку и перецеловал по очереди каждый ноготок. Потом он то же самое проделал со второй рукой. Она, смеясь, поглаживала курчавый ворс на его голове.
— Пойдем, — увлек он ее за собой. — Жеребенка покажу.
У Кати само вырвалось:
— А маме показал вчера?
— Ну конечно! — воскликнул Кофи. — Она разве тебе не рассказывала? Ей очень понравилось. Пока я чистил слоновник, она забралась прямо сюда, видишь? Голова жеребенка лежала у нее на коленях.
Строптивая испытала к Елене Владимировне такое доверие, что тут же уснула…
Смотри, смотри, вот он встает на ножки.
Ты тоже можешь пройти и погладить…
Глаза Кати потухли.
— Подожди, Кофи, — серьезно сказала она.
Улыбка медленно стерлась с черного лица вождя. Он встревожился:
— Что случилось?
— По-моему, мама вчера не вернулась домой. Она исчезла, Кофи! — Катя разрыдалась. — Она пропала так, как пропали дедушка с бабушкой… Что же это за проклятие над нами? Кофи!