— Как пропала?! Ты несешь чепуху! — Кофи осторожно отстранил Катю от своей груди и заглянул в мокрые зеленые глаза. — Этого не может быть!
— Про дедушку с бабушкой тоже так говорили: «Не может быть!» А потом их фотографии появлялись в розыске… Когда она ушла отсюда?
Кофи наморщил лоб, мучительно вспоминая.
— В шесть? Нет, не в шесть, а чуть позже… Примерно в половине седьмого!
— Господи! У меня такое чувство, что этот кошмар не прекратится до тех пор, пока мы все не пропадем! — вскричала Катя.
Она вновь припала к груди черного друга и затряслась в рыданиях. Кофи стоял, не зная, чем помочь. Как истукан.
И лишь гладил волнистые рыжие волосы.
И лишь повторял:
— Катенька, Катенька, любимая моя, Катюша…
Звонок звучал почти непрерывно. Требовательно. Теряя на ходу домашние тапочки, Катя ринулась в прихожую. «Мама! — ликовала ее душа. — Ма-ма!!!»
Она, однако, не забыла посмотреть в глазок.. В сером свете лестничной площадки стоял Борис.
— Пойдем, поможешь отцу подняться, — только и бросил младший брат и заскакал по ступеням вниз.
«Папа! Что с папой?» — хотела крикнуть Катя, но не смогла. Сейчас она все узнает. Босая, она помчалась по лестнице.
На скамейке у подъезда сидели извечные Пуня, Ганя и Фоня. Судьба давно не преподносила им такого подарка. Три замотанные платками головы, не отрываясь, глядели, как подъехали «Жигули»
Кондратьевых. Если бы пенсионерки разбирались в продукции Волжского автозавода, то немедленно охарактеризовали бы машину как «шестерку» цвета «липа зеленая».
Из машины выбрался младший отпрыск Кондратьевых и, не здороваясь, влетел в подъезд. На заднем сиденье полулежал его отец.
— Видали? — спросила Фоня. — Васька-то опять нализался.
— А что ему? — отозвалась Ганя. — Фирму стережет. Денег куры не клюют.
— Тише, девочки, — напомнила Пуня. — А то еще услышит. Васька — мужик крепкий. В любом состоянии здоровкается. Нашу старость уважает. Не то что Борька евный…
Из подъезда один за другим вылетели дети Кондратьевых. Стали вытаскивать из машины отца. Василий Константинович, видно, крепко перепил. Он едва держался на ногах и ничего не соображал.
— Ох, и задаст ему Ленка, — с надеждой произнесла Фоня.
— Да уж за такое скотство как не задать, — согласилась Ганя. — Девчонка ихняя аж босая вынеслась…
Больше всех возмутилась Пуня:
— Это же надо! В пятьдесят шесть лет на глазах собственных детей так себя вести! Позор!
Василия Константиновича кое-как втащили в квартиру. Борис и Катя обливались потом. Усадили отца в кресло.
— Ты мне скажешь наконец, что с ним? Напился?
Борис стоял перед сестрой безмолвный. Сворачивал и разворачивал фантик от конфеты. Наконец он выдавил. Как робот, без интонаций: