— Посмотри, как красиво!
Ночь снова расцветилась огненным цветком фейерверка. До слуха доносились звуки музыки, смеха и многоголосый гомон веселящейся толпы.
— Аргоссцы гуляют, — улыбнулся юноша. — Они сегодня выиграли в двойном беге. Счастливцы…
— Счастливица — я! — ее смех зазвенел колокольчиком. — У меня — свой собственный герой-олимпионик.
— Ну, я не совсем олимпионик, — улыбнулся Леонтиск, — все-таки в состязании победил Протей.
— Ха, зато ты находишься в моем безраздельном пользовании, в отличие от Великолепного Протея, которого уже третью олимпиаду невозможно увидеть иначе как в сопровождении дюжины лучших девушек Эллады.
— Поэтому ты завела меня в эту рощу, подальше от людей? Чтобы лучшие девушки Эллады меня не нашли?
— Это ведь ты вчера пригласил меня на свиданье, забыл? Я всего лишь назначила место. О, посмотри, там скамейка!
Схватив юношу за руку нежной холодной ладонью, она потащила его к замеченной скамье, укрывшейся под пологом сплетшихся кронами оливковых деревьев. Под ногами хрустели камешки, сзади огнями и взрывами веселья ликовал праздник. Роща столетних оливковых деревьев романтично шелестела листвой, словно завлекала, обещая тайну и безопасность.
Они присели на скамью. Эльпиника и не подумала отпустить его руку, наоборот, накрыла ее второй ладонью, такой же тонкой и холодной.
— Так удивительно, что мы здесь, ты и я… — он замялся, не в силах подобрать слов для описания своих чувств.
— Почему? — конечно же спросила она, взглянув из-под упавшей на глаз прядки волос с извечной женской кокетливостью.
— Честно говоря, я не верил, что ты придешь.
— Но ведь я вчера пообещала…
— Знаю, но… все равно не верил. Я волновался, как дурак, ждал, хотя был уверен, что не придешь. Это было совершенно нереально…
— Отчего же?
— Не знаю… Для меня это все так необычно… Ты не представляешь себе, насколько.
— О чем это ты? Объясни, — она наивно затрепетала ресницами. (О, искреннее женское коварство!)
— О тебе, — Леонтиск вздохнул, пытаясь побороть смущение. — И о том, что ты мне очень нравишься.
«Хорошо, что темно, и не видно, как краска прихлынула к лицу!» — подумал он. Щеки горели.
— Неужели? — она улыбнулась, блеснув в темноте белыми зубками. — И насколько же сильно?
Руки девушки сжали его пальцы, — ну же, смелее!
— Настолько, что аж хочется тебя поцеловать, — выдохнул он. Сердце ухнуло вниз от собственной дерзости. Ответ заставил его сердце заколотиться, как у пойманного кролика.
— И что же тебе мешает? — нежный овал ее лица белел менее чем в локте. От нее струился нежный запах ириса, смешанный с каким-то неизвестным Леонтиску, но очень приятным благовонием. А, вспомнил, женщины называют это