— Как вы разузнали об агенте?
— Есть человек наш, связной, — дал приметы, сообщил, что этот агент прибудет в Берлин на поезде, с одним сопровождающим. Встретили обоих с почетом, на машине. Повезли. Как всегда, бомбежка. Ну, и остановились у бомбоубежища, которое я по особому заказу построил, но клиенту еще не сдал. Ну, входит. Допросили. Приговорили. Все по закону, как полагается. — Зубов поднял глаза, спросил: — А ты, значит, без передышки, все время немец? — Покачал головой. — Я бы не смог. Душа присохла бы. Железный ты, что ли, — такую нагрузку выдерживать? — Пожал плечами. — Одного не могу понять: на черта тебе было в тюрьме из себя благородного немца корчить? Ну, настучал бы Мюллеру на своего Шелленберга, и пусть цапаются. Ради чего в петлю лез?
Вайс сказал:
— В прошлом году гестапо арестовало агентов Гиммлера, возвратившихся после тайных дипломатических переговоров с представителями английских и американских разведок, и предъявило им обвинение в незаконном ввозе иностранной валюты. И Гиммлер подписал им смертный приговор лишь потому, что они настаивали, чтобы его уведомили об их аресте.
— Дисциплина! — усмехнулся Зубов.
— Нет, — сказал Вайс, — не только. Это метод их секретной службы: не обременять себя людьми, допустившими оплошность. Есть и другие, более скоростные способы. Сотруднику не делают замечаний, если он допустил ошибку. Его посылают к врачу. Тот делает прививку — и все.
— Понятно. — Зубов погладил руку Иоганна. — Ты уж там у них старайся на полную железку. — Добавил печально: — И не надо нам с тобой больше видеться. Я человек не совсем аккуратный, иногда грубо работаю.
— Ну, а Бригитта как?
На лице Зубова появилось выражение нежности.
— Ничего, живем. — Наклонился, произнес застенчиво счастливым шепотом. — Ребенок у нас будет. Хорошо бы подгадать, чтоб к приходу нашей армии: я бы его тогда зарегистрировал как советского гражданина, по всем правилам закона.
— А Бригитта согласится?
— Упросим, — уверенно сказал Зубов. — Будут же все условия для полной аргументации. Уж тогда я перед ней всю картину нашей жизни развену. Не устоит. Она на хорошее чуткая.
Вайс встал, протянул ему руку.
— Ну что ж, прощай, — грустно вздохнул Зубов. — Нервный я стал. Раньше не боялся помереть, а теперь очень нежелательно. Чем ближе наша армия подходит, тем труднее становится ее ожидать...
Густав зашел невестить Вайса в его коттедж и как бы между прочим осведомился, какое впечатление на него произвели участники заговора, с которыми он был в заключении.
Вайс сказал пренебережительно: