– За что? – кричал он, изворачиваясь. – Меня-то за что? Я ведь ничего такого не сделал. Пусти! Мне надо бидоны сдавать!
– Проходи, проходи, – торопил Тараканов, подсаживая возчика в автомобиль. – Там разберемся.
– Где это там? Ведь я же ничего такого не сделал! Мне надо за тару отчитаться!
С трудом удалось водворить его в машину. Старшина запер дверь на железный засов, и, объезжая кармановскую лужу, фургон двинулся к милиции. Возчик сразу же прилип к решетчатому окну. Неожиданно большими глазами глядел он на мир.
– Мне надо бидоны сдавать! – кричал он.
– Чего раскричался, – сказал Крендель, поднимаясь наконец из лопухов. – Отпустят его. Нас отпустили и его отпустят. Какой нервный, только попал в милицию – сразу орет. Съедят его там, что ли? В милиции тоже надо держаться с достоинством.
– Еще бы, – сказал я.
– Ты вообще-то неплохо держался, – снисходительно добавил Крендель и похлопал меня по спине.
В милиции я, может, и правда держался, как надо, но сейчас чувствовал себя «подкидышем». Кожаный-то сбежал. А ведь это мы сказали капитану, кто играет в лото. Я-то особо не болтал, кроме «еще бы», слова не сказал, но и в этом «еще бы» был некоторый смысл. Капитан спросил: «И ты видел монахов?» – «Еще бы», – ответил я.
– Да не волнуйся ты, – сказал Крендель. – Догонят они его. Они же на мотоцикле. Сейчас поедем домой. Только давай на капитанский мостик слазим. А то чепуха получается: были в Карманове, а на мостик не залезли.
И мы полезли наверх, на кармановский капитанский мостик.
Ступеньки заскрипели у нас под ногами, запели на разные лады.
Снизу, с земли, мостик не казался таким уж высоким, но когда мы забрались на самый верх, встали на капитанское место, я понял, что никогда так высоко не поднимался.
Здесь, наверху, дул свежий ветер, мостик скрипел, как старый корабль, и лужа, лежащая внизу, добавляла морских впечатлений. Но я и не глядел на лужу, слишком мелка, незначительна была она и становилась все меньше, зато шире разворачивался город Карманов, с его переулками, красными и серыми крышами, рынком, вокзалом, башнями бывшего монастыря.
А ведь Карманов был, оказывается, красивый город. Во всех садах его цвела черемуха, по кривым переулкам ездили дети на велосипедах, на лавочках у ворот и калиток сидели старушки, лаяли собаки, серые козы бродили на пустырях. В лучах заходящего солнца Карманов казался тихим, спокойным городом, в котором хотелось жить.
Ветер задул сильней, и капитанский мостик поплыл, качаясь по волнам над городом Кармановом, который стал отчего-то уменьшаться, и все шире открывался горизонт. Я увидел за городом озимые поля, речку Кармашку с вековыми ивами, склонившимися над водой, синие далекие леса, а сразу за лесами близко, совсем близко показалась Москва, будто из-под земли выросла Останкинская башня и высотное здание у Красных ворот.